На лице Ани читался тот же вопрос. Они встали под дерево, и обеим казалось, что это конечности какого-то живого существа оплетают их, неловко и резко касаясь одежды.
— Может, нам надо сфотографироваться здесь? — спрашивает Аня.
Ира не знает, чем это может помочь им. Ей кажется, что они зашли в тупик, но она ругает себя за навалившийся пессимизм.
«Если мы зашли в тупик, то что тогда говорить о тех ребятах, что здесь лежат? Они уж точно ничего не могут изменить».
Ира начинает рыться в сумке в поисках фотоаппарата. На миг ей кажется, что в этой идее Ани и правда что-то есть.
Когда «фотик» наконец-то найден и изъят из чехла, и когда Ира уже собирается включить его, скрипучий голос, возникший в буквальном смысле из ниоткуда, спрашивает:
— Быть может, вас сфотографировать, девушки?
Ира вздрагивает так, что руки ее едва не прощаются с фотоаппаратом, а Аня тихонько ойкает. До сих пор им казалось, что на кладбище кроме них нет ни одной живой души.
К дереву подходит старушенция, которой уже, как минимум, лет девяносто. Она одета в черное пальто, и черный платок укрывает ее седую голову, так что, ее вполне можно принять за привидение. Узкие глаза давно утратили свой цвет от старости, но Ира улавливает в них усмешку. Старуха улыбается одними глазами, и руки ее — в карманах пальто. А спина сохраняется на удивление прямой.
— Какой, однако, русскоговорящий Стокгольм… — шепчет Аня. Она уверена, что старая женщина не слышит ее, но у той оказался на редкость хороший слух.
— Я тоже из России, — говорит она. — Так что, ничего удивительного… Аниу.
Аня вздрагивает снова, и Ира тоже. В голову пришло только одно логичное объяснение — старуха услышала, как они друг друга называют. И еще одно, не совсем логичное — она знает их, потому что когда-то (в какой-то из вероятностей?) они уже пересекались.
Воцаряется гробовое, и в таком месте это вполне естественно, молчание. девушки смотрят на старуху, старуха — на них. Её тонкие губы растягиваются в улыбке, и она произносит своим скрипучим, как будто собирающимся закашлять, голосом:
— Да, видели бы вы сейчас свои лица! Вы ведь уже догадались, да? Малыш Чарли упомянул вероятности?
— Кто вы? — спрашивает Ира, едва не заикаясь. Она чувствует на себе всю мощь словосочетания «леденящий ужас».
«Эта свихнувшаяся старушенция вылезла прямо из могилы, не иначе. А теперь пришла за нами…».
— Это неважно, Ирин. Кто я и откуда, тебя не должно интересовать, — она делает шаг им навстречу и примирительно поднимает руки. — Расслабьтесь же, я не привидение!
