И с этой минуты он уже думал только об Альбии, которую, как ему представлялось, Тиберий также не замедлит помиловать. Узнав, что приговор весталке был приведён в исполнение прошлым вечером, Марк потребовал у Тиберия немедленно отпустить его к Коллинским воротам.
Альбия понятия не имела, сколько времени прошло с того часа, как дверь над ней закрылась, навсегда отрезав её от людей, от воздуха, от света, от жизни. Чем тяжелее становилось дышать, чем плотнее окутывал её сырой мрак, тем туманнее были её мысли. Воспоминания о днях, проведённых с Марком, о переменах, случившихся в самый разгар их счастья, порою перемежались с раскаяниями и сожалениями: в её греховной любви, в её желании бежать из храма и в том, что чистому служению Весте она предпочла покорность другой богине, запятнав себя земным чувством к мужчине. Разум бедной девушки мутился, ей казалось, что она стала жертвой чужих страстей, и только невероятными усилиями воли она заставляла себя признать, что никто не повинен в её судьбе, кроме неё самой.
Со слезами на глазах, Альбия опустилась на колени, прижалась своей измученной головкой к ложу и замерла в немом отчаянии. Ни один звук как и прежде не коснулся её ушей. Пламя факела рассыпало последние искры и наконец погасло. Альбия задыхалась. Через несколько мгновений она умрёт, она уже не сомневалась в этом, и теперь упрямо вызывала в своём воображении любимый образ: чтобы проститься с ним в этой жизни и назначить встречу в другой. В какой-то едва уловимый миг ей показалось, будто где-то совсем близко прозвучал родной голос. Но непроницаемый чёрный мрак расплылся, застилая образ Марка тяжёлым пологом...
Неожиданно до слуха Альбии донеслись какие-то звуки: точно кто-то ходил над её головой. На мгновение наступила тишина. Затем раздался грохот, послышались гулкие удары топоров, но дверь не поддавалась. Тогда в дверь принялись бить чем-то тяжёлым, возможно, большим бревном, и скоро створки её, сорванные с петель, рухнули на пол. В пролом тут же бросился какой-то человек. Он прыгнул на поваленную дверь, и свет факела в его руке на миг ослепил весталку.
Альбия разомкнула веки – на неё смотрели глаза Марка, полные слёз.
Он упал перед ней на колени и, покрывая её лицо поцелуями, прошептал прерывающимся голосом:
– Альбия... ты жива, любимая моя Альбия!.. Я успел, о благодарение богам, я успел! Милая, дивная моя, я спасу тебя... я согрею тебя своим дыханием и перенесу в безопасное место...
