– Разумеется, я думал об этом. Тогда-то и пришло мне в голову другое решение. Я останусь в Риме на правах императора, если Германик не будет притязать на верховную власть.
Тиберий помедлил и затем, приблизясь к Марку насколько это было возможно, продолжил приглушённым голосом:
– Именно в Германике я вижу наибольшую опасность. Его любит народ, он пользуется беспредельным уважением среди солдат. Стоит ли говорить о том, что, вздумай он повести свои легионы на Рим, за ним пойдёт вся армия? У меня очень мало времени, Блоссий, и мне нужна твоя помощь...
Марк с удивлением взглянул на него.
– Чем же я могу тебе помочь?
– Когда-то ты был мне славным товарищем, но с Германиком тебя связывала настоящая дружба. Я знаю, что он по-прежнему питает к тебе глубокую привязанность, а это значит, что твои слова способны повлиять на его решения. Ты должен убедить его отказаться от притязаний на власть, я же, в свою очередь, выполню любую твою просьбу, любое твоё желание. Клянусь величием Юпитера, что, став единственным полновластным правителем Рима, я отменю все предыдущие решения суда и верну тебе честное имя. Знай, Блоссий, в тот самый миг, как ты протянешь мне руку, эта смрадная яма под названием Туллиан для тебя навсегда останется в прошлом.
Тиберий умолк, выжидая, а Марк стал размышлять над своим положением. С Германиком его связывала крепкая мужская дружба, и, если бы обстоятельства сложились иначе, Марк отправился бы вслед за другом в Германию. Усыновлённый Тиберием, своим дядей по отцу, Германик уже при Августе сумел снискать расположение и любовь народа. Говорили даже, будто Август долго колебался, не назначить ли его своим наследником. Роль посланца Тиберия, всегда завидовавшего пасынку, была противна Марку. Вместе с тем, как человек проницательный, он понимал, что сейчас гибель ему не грозит. Тиберий нуждался в нём, своими обещаниями и клятвами о прощении он отчасти связал себя с Марком. Теперь ему придётся искать способ оправдать своего трибуна перед солдатами, а пока он найдёт, может пройти немало времени. «Вначале он заставит судей изменить показания свидетелей и сам обвинительный акт, – говорил себе Марк. – Потом им придётся отменить приговор. Всё будет поставлено с ног на голову, но римлянам к такому не привыкать. Разве не случалось такого, что чёрное становилось белым, а белое – чёрным? Мне вернут моё доброе имя и моё прежнее положение в обществе, а если так, то стоит принять условия Тиберия. А главное, если Альбия ещё жива, я смогу спасти её...»
