– Да, можешь, – ответила Альбия упавшим голосом.
– Тогда доверься мне – и я спасу тебя от гибели, к которой тебя ведёт искушение.
Пинария встала.
– Сначала ты должна забыть того, кто пытался сбить тебя с ровного проторенного пути и увлечь в трясину пошлых развлечений и разврата. – В этот раз в голосе Великой девы послышались привычные суровость и властность. – Ты должна поклясться именами бессмертных богов, что больше никогда не встретишься с ним...
Услышав последние слова старшей весталки, Альбия вдруг словно ожила.
– Я хочу выйти отсюда, – вскинув голову, заявила она каким-то чужим голосом. – Я не хочу томиться ни здесь под замком, ни в стенах храма. И я вынуждена сознаться, что у меня нет склонности к уединённой жизни и нет никаких заслуг перед богиней. Тело моё здесь, но сердце отсутствует, и, если бы мне пришлось выбирать между смертью из-за любви и целомудренным затворничеством в храме, я не колеблясь выбрала бы смерть.
– О боги! – воскликнула Пинария, взглянув на девушку с жалостью. – Для чего вы отняли у неё рассудок? Для чего обрекли на жестокие испытания?
– Я не сошла с ума, хотя боги и подвергли меня суровым испытаниям, – спокойно отозвалась Альбия, но в глазах её, обведённых тёмными кругами, блеснули слёзы. – Мне и впредь нечего бояться: если мне суждены ещё более страшные страдания – я перенесу их во имя любви. Суждена ли мне гибель – когда-нибудь Марк последует за мной, и мы будем вместе целую вечность...
– Твои речи возмутительны, Альбия! Неужели ты вправду пренебрегаешь и своим священным жребием, и обычаями наших предков?
– Да, пренебрегаю, отказываюсь... Только бы быть свободной, быть самой собою, распоряжаться своим сердцем, своими чувствами... И быть рядом с ним... всегда рядом... Видеть его, слышать... Нет, Пинария, я не смогу забыть о нём!
– Замолчи, несчастная! – вскричала старшая весталка и вскинула обе руки, будто хотела защитить себя от чего-то невидимого, но страшного, несущего гибель. – Я содрогаюсь от всего услышанного! Я не могу поверить, что это говорит та, которой я так гордилась, та, которую я пророчила себе в преемницы, та, которая являла собой идеал жрицы!
– Так было, – ответила Альбия. – Но я не в силах и дальше терпеть собственное лицемерие. Я поняла, что я плохая жрица, что утратила смирение и дух благочестия... В какой-то мере я даже совершила кощунство по отношению к богине: я продолжала нести службу у священного очага, но в моём сердце уже не было прежней веры. Я знаю, я признаю это. И теперь я хочу одного – свободы.
