Вместо этого она повела плечами и повторила твёрдо:
— Всё это в прошлом. Больше я не паду жертвой твоих чар… Ты просто воспользовался моей эмоциональной слабостью после потери мужа. Только и всего.
В ответ на жестокие слова, полоснувшие ножом по сердцу правителя Мехонарии, тот поспешил строго ответить не терпящим возражения тоном:
— Что ж, тогда я настоятельно рекомендую, прошу, умоляю, как угодно, оставь нашего Ашима здесь. Я твёрд в своём решении как никогда и не отпущу его в Эрш. Так мне будет спокойнее.
— Спокойнее? — взвилась Релания, повышая голос. — Тебе? Тебе спокойнее? А мне? После того, как я узнала про ваш договор с гнилыми подземными жителями — оройями и про твоё обязательство отдать им дочь… Скажи, как я могу оставить с тобой моего единственного живого и здорового сына здесь, не говоря о том, что он будущий ярл?! О чём ты!
— М-ма? — за дверью спальни послышался тревожный детский голосок. — М-мама?
— Ох, — светлейшая всплеснула руками и бросилась на зов сына. — Иду, мой птенчик, иду.
И уже на пороге детской обернулась, окинув взглядом своего некогда любовника в форме правителя: кремовая рубашка, отороченная золотой ниточной окантовкой, угольного цвета галифе, заправленные в сапоги на шипастой подошве с обитыми металлом квадратными носами.
— Уходи, — попросила она, перехватывая тоскливый взгляд градоначальника.
На удивление, Оирб спорить не стал. Развернулся и отправился к двери, чтобы перед уходом бросить еле слышно:
— Я ещё вернусь, Лани.
— Мама? — снова позвал сын.
Опомнившись, она перестала смотреть в спину уходящему градоначальнику и поспешила утереть слёзы, выступившие на глазах. Отказ против воли сердца дался ей нелегко. Однако сын был важнее. Эрш важнее. Выровняв дыхание, Релания отправилась повторно укладывать спать шестилетнего мальчишку, будущего ярла. Вопреки этикету и правилам, имея в своём подчинении внушительный штат преданных слуг, она предпочитала сама нянчиться с Ашимом и ревностно ограждала его от чужого внимания.
Ведь он полукровка.
«Об этом никто не должен знать, — думала Релания каждый раз, когда смотрела на сына. — Иначе быть беде».
