Ух, как же худо мне пришлось… Уразуметь, что любишь, когда прихоть или похоть развела тебя с единственной! Но я приспособился — поздно вечером, когда зажигались фонари, скрещивая желтые отсветы на снегу, я тайком пробирался к знакомому дому. Обходил его стороной, чтобы случайно не пересечься с Мариком, и устраивался на скамейке — во дворе, куда точно не выходили окна Ритиной квартиры.
Сидел, тихо радуясь незаметной близости возлюбленной, и думал. Поразительно… Ни единой горькой или тошной мысли! Печаль — да, она позванивала светлыми нотками по окоему сознания, будоража утраченную сладость. Тихая, улыбчивая грусть выше черных провалов утрат, но дается не в утешение — она очищает душу от накипи грязных помыслов…
…Скрипя «прощайками» по снежным наметам, я вышел в пустынный двор. Днем здесь можно застать холодостойкую малышню, барахтающуюся в сугробах, да старушек, преющих в траченных молью дохах, а вечером я праздную одиночество.
Сметя перчаткой ледяной пух с «моей» скамьи под кустом коченеющей сирени, я уселся, поправляя шарф. Новый год притек из будущего, приблизился вплотную, не замеченный за суетой будней, задышал мандаринами и хвоей.
Взгляд мой скользил по этажам, высматривая чужую жизнь. За окнами сверкали игрушки на елках, а на балконах мерзли пельмени, выставленные на разделочных досках, да куриные тушки, обвисшие в авоськах. Канун!
Ворохнулась чья-то узкая балконная дверь, и наружу выглянул мужик в майке, в трикушнике, но с наброшенным на плечи полушубком. Заклацали пустые банки, зашуршала бумага, а бубнивший до этого голос диктора прорезался четко и ясно:
— Московский телевизионный завод «Рубин» наладил серийный выпуск цветных телевизоров высокой четкости и насыщенной цветопередачи. Добиться небывалой яркости «картинки» помогла так называемая «апертурная решетка». Сыграла свою роль и улучшенная лучевая «пушка» со специальной системой линз. Как нам сообщили представители завода, телевизоры «Рубин-Нео» поступят в продажу уже в первом квартале нового года.
— Новости автопрома. Специалисты «КамАЗа»… — принял эстафету музыкальный женский голос, но дослушать, чего там намудрили в Набережных Челнах, мне не дали — продрогший жилец спешно юркнул в тепло, плотно затворив двери.
Выдохнув, я глубокомысленно проследил за тем, как тает в воздухе белесый клуб пара, и откинулся на ребристую спинку скамьи. Уставился в темное небо, подпаленное городскими огнями. Звезды скорее угадывались в заоблачной черноте, чем виднелись — окна укутывали двор уютным жилым полусветом, пропуская игольчатые высверки с наряженных елок.
