— Тут, Тихон Иваныч, такое расположение… В ведре-то осталось женско да девье… А завтра, по твоему приказу, нам причтется опять… Так что пожалей русскую натуру. Добавки душа требоват, попотчуй еще мужиков!
— Аспиды! — трясет головой начальник.
— Василиски-и-и! — с дикой веселостью в голубых детских глазах кричит ответно Бекасов и корчит самую невинную рожу.
Романов махнул рукой, разрешил Петлиной налить мужикам еще по сотке. Пети Куличкова уже не было, все дружно уверили, что завтра распишутся, абы бумага была…
Тихон дважды порывался встать и уйти, но мужики не пустили. А Швору они проморгали. Тот бочком-бочком и утянулся к своей фельдшерице.
— Обчество уважай, начальник! — обрел смелость захмелевший Пайгин. — Не чурайся, нам с тобой любо-о!
— Уж ты, Иваныч, погодь… — гудел над ухом Андрюха.
И Романов остался. Он, конечно, видел и понимал, что у мужиков нашлись какие-то свои разговоры, что каждому на тары-бары за глаза хватало и соседа. Так, просто лестно было сплавщикам, что начальник — вот он, рядышком.
Напротив сидели и вспоминали войну Комков и Корнев:
— Деревню мы нашу отбили… Всю, гад, пожег, живого места не оставил! — мрачнел Комков.
— Диво ли! — Корнев ерошил бороду и согласно кивал. — Немец, он завсегда немец, никакой жалости к славянству. Вон и в ту германскую… Тоже лютовал. И церкви поганил, и над людьми всяко разно изгалялся. Бывало, лампасы на голых ногах казаков вырезал… А сказать, чтобы вояка какой наособицу, — это еще поглядеть; хоша приказ чтит…. Мы, русаки, не лыком шиты. Товарищей своих вспомню, как мы у генерала Брусилова первого Георгия заслужить сподобились…
На другом конце стола чуть осовевший Андрюха медленно ронял слова в самое ухо мастера Михайлова. Рядом сидели братья Чудновы, столь похожие друг на друга погодки, что посторонний и не различил бы кто из них кто. Они и дышали враз, и сопели на один лад.
— Знавал всех я ваших… Ниче, ровное шло начальство. Мерзлякова возьми… Да Мерзляков, бывало, первый поручкается с каждым рабочим!
— Кожаков шибко завластный был! — напомнил Пайгин. — Тоже и в зарплате зажимал…
— Да уж нанесло его на нашу голову, — соглашался мастер Михайлов и покачивал тяжелой стариковской головой.
— Так, с Иванычем обратно пофартило! — забывшись, хвалил Романова Бекасов.
Тихон морщится, неудобно ему от этой похвалы. Спирт разболтался в лоцмане Бекасове.
Пайгин затосковал во хмелю, вспомнил своих, домашних. Подобрел худеньким личиком, ласковым говорочком мурлыкал в плечо Павла Логачева:
