Пятая мата | страница 62



Иванов говорил в микрофон, ответные слова начальника сплавучастка передавались ключом.

…Шум и треск ворвались в комнату, высокий нервный голос директора барахтался и увязал в гуще радиопомех.

— Романов… Ты слышишь, а Романов?! С матой как?.. Неделю, неделю тебе сокращаю. Понимай как приказ!

Неделю — это еще куда ни шло…

— Мату отправим досрочно! — отстукивал Белобородов ответ начальника. — С тросами плохо, обрывками донки вяжем.

— Выкручивайся, выкручивайся! — еще выше поднимал голос Иванов. — И смотри, если на перегоне до рейда порвет мату…

…Опустив голову, Романов шел домой завтракать — Иванов страдал бессонницей и начальников сплавучастков поднимал на разговоры рано.

У ларька остановил насмешливый женский голос:

— Что не весел, что буйну голову скособочил? Или схлопотал накачку?

Тихон выпрямился, поднял голову. Перед ним, закрываясь воротником пальто от ветра, стояла Никольская и осторожно улыбалась.

— Вот, за хлебом насущным ходила… А ты, вижу, от Белобородова пыль топчешь. За что же тебя Иванов качал?

Начальник был рад встрече с учительницей. Только ей и признаться, облегчить душу.

— Может, в контору зайдем?

— А зайдем! У меня никто не кричит, ложкой по столу не стучит — бобылка несчастная.

В кабинете Олимпиада Степановна выслушала рассказ о «накачке» и нарочито рассмеялась.

— Держись, работай, тебе июни распускать некогда. Ну, а теперь ругать намерена…

Тихон упер кулаки в стол, набычился:

— А, валите уж до кучи…

— У тебя что это за словесные дуэли с Корневым пошли? Нашумел ты на мужика и раз, и другой.

— Жаловался?

— А вот представь, что и нет. Пришел вчера денег взаймы просить, он и раньше забегал. Вижу, какой-то издерганный, слово за слово и рассказал. Долго мы вчера чаевничали и многое перелопатили. До того договорились, что завтра Федор к Михайлову, на лодки, выйдет. Сбегал уже к Нефедихе, успросил ее на конюшне сидеть. Жди, они придут сегодня к тебе, объявят. Тихон ты мой, Тихон… Надо понять, что и в каждом взрослом всегда ребенок живет. А с ребенком как… Он больше на ласку отзывчив. Ты кинул горячее, лобовое слово Федору, Федор — тебе, и вот не вышло у вас согласья. Ну, теперь-то вроде согрелся душой человек…

— Так, Феденька, та-ак! — шумно радовался Романов. — Не зря, значит, и я тебя обхаживал…

Учительница встала с дивана, поправила на голове старенький серый берет.

— Ты к себе и Киняйкина причисли… Показалось мне, что Корнева и боли Василия подняли…

Олимпиада Степановна взялась за скобку двери, хотела было уже и проститься, да все еще просились у нее наружу слова: