— Да в уме ли ты, Терентьич? Такую даль — чащобой, болотиной кисель хлебать… У тебя же под самой Фоминой пустошь есть.
— Есть, да не про нашу честь! Подальше положешь, поближе возьмешь…
Тихон понял, что хотел сказать председатель.
— А не боишься тайком сеять? А как дознаются в районе, в прокуратуре? Одной стружкой вряд ли отделаешься. Гляди, рискуешь…
Рожков поднял коротко посаженную на широких плечах голову. Недобро сцепил зубы:
— Я, паря, на фронте всяко-разно пуганый… Мне, Тихон, на издерганных баб, на голодную ребятню глядеть страшно. Земля холостует… Нечево ей! Пусть-ка хлебушко родит! Само собой, о запашке кричать не стану, у себя и то далеко не каждому объявлю. МТС нас не обслуживает, по карте земель Медвежья грива значится неудобицей… Да туда ни один уполномоченный не сунется — непролазно летом, а осенью и подавно. На гриву — это далеким обходом…
— Ты ж для людей! — охотно поддержал приятеля Романов. — Голодный человек какой работник…
— Что и говорить! — выпрямился на стуле Рожков. — Не украду у государства, а дам! Сытый-то больше наработает, для той же Победы рискую! А ты чего поднялся?
— Когда мне отсиживаться! Руки вроде отошли, гнутся. Полежи, Терентьич, завяжи на пупке жирок, тебе не лишне… А Вовка проснется — крикни Фаину со двора. Ладно?
— Пожалуй… — Рожков принялся сворачивать цигарку. — Вечером Катерину свою увижу, Любку заберу, по холодку и отчалю. А, слушай, хошь обрадую?..
— Нынче радость дорога… Подумай!
— Подумал, подумал! Так, прикинул сегодня: уборошну кончаем — шестерых девах еще пришлю.
— Ну, Терентьич… Это для меня сейчас лучше и не придумать. Спасибо! Я тебе тоже сгожусь. Еще как сгожусь-то!
Рожков поднял голос:
— Плотников сулил, помни…
— Только дай ты мне мату спихнуть. Будут, как штык, плотники!
4
На новой мате они с Логачевым укладывали тюльку. Под ногами тепло, покойно желтел сосняк ровно сплоченной донки. Над Чулымом быстро густела вечерняя тишина.
Резко, дико разорвал эту тишину и покатился по темной глади воды ломкий, скачущий крик.
Романов знал: это могло случиться.
Все дни он боялся, что это случится.
Он вскочил в лодку, метнул взгляд туда, где хватчики навязывали донки. Завозня Шворы уже длинно оперилась четырьмя веслами, уже целилась высоким носом на другой берег…
— Отваливай, Виктор!
Повторно, с нарастанием, пронесся над водой истошный крик, и Тихон узнал — кричал Киняйкин.
Комков плашмя завис над водой, едва-едва выравнивал порывистые рывки своей лодки.
