Было, любил Тихон Петлину, хотя попервости и думать об этом не смел — красивая, хватало у нее поклонников.
Может, потому, что не подходил, и любопытство ее взяло… Остановила однажды здесь же у Чулыма и, пока дошли до поселка, крепко задурманила она парню голову.
А у него уже Фаина ухажеркой. Не то, чтобы ухажеркой… Так, по-соседски, по-свойски, провожал домой из клуба, зимой, в холода, руки у девки под кофточкой грел… Простоят у забора вечер, промолчат и разойдутся.
Бывало, то поманит Нинка, а то и на глаза не кажись. Нехотя или с умыслом помучила вдоволь. Доходило, что ныряй Тишка в Чулым да не выныривай…
Петлина стояла под желтой осенней талиной и как-то робко, натянуто улыбалась.
Тихон, взволнованный, напряженный, свернул с тропинки, спросил с удивлением:
— Ты чего тут?
— За ягодой ходила.
— Да какая уж ягода теперь… Набрала?
— По оборышам бегала, а гляди — ведро! Пробуй, сладкая.
Он наклонился, взял горсть крупной черной смородины. Ягода и впрямь была сладкая.
— Пошли?
Женщина опустила голову.
— Нельзя нам с тобой, Тихон… Фаина твоя, как кошка, на дыбошки встанет, только что глаз не дерет. Пришла эт-то в ларек, дождалась, когда все ушли, и понесла такое на меня…
Романову вдруг стало весело.
— Вот не знал… А ты что?
— Тоже поднялась да и бухнула: люблю! Я всегда напрямик… Это у тебя, Тишенька, характеру-то нет. Все думаю: чем новый начальник рабочих к себе привадил — слушают! А ведь и ругаться-то ладом не умеешь.
Тихон потемнел лицом.
— Зато свекор твой, Кожаков, на людей гайкал. Редко с кем слово начинал без мата. Что, так и будем стоять?
Петлина подхватила на руку ведро с ягодой, и они зашагали берегом Чулыма.
Романов приотстал, с мужским любопытством смотрел на женщину. Толстый свитер и короткая черная юбка хорошо облегали невысокую подвижную фигуру Нины. Она и в сапогах шла легким пружинистым шагом.
Петлина остановилась, с ленцой повернула красивую голову и грустно улыбнулась:
— Давай-ка ходи рядком и не гляди, как мышь на крупу. Посватал бы вовремя…
Тихон вздохнул, вспомнилось все то, что хотелось давным-давно позабыть.
— У тебя же на дню семь пятниц было — спробуй понять! А потом я лес шпалозаводу сдавать уехал…
— Пой, Тишенька, пой… — Петлина усмехнулась. — Ты каковский… Тебя, как бревно, багром тянуть к любви надо. А меня, меня успевай бери… Вот теперь и кусай локоть, друженька, и любись со своей сушиной, что зовется Фаиной…
В Романове поднималась давняя, невысказанная еще обида. Он остановился и едва сдержался.
