Мне нужен был хлеб, любит хлебные катышки язь и в пору своего летнего жора.
Натолий убирал со стола после нашего завтрака… Я заглянул в большой дощатый ларь, где у стариков всегда хранились покупные продукты… Ну, Натолий… Хлеба в ларе лежало буханок пять или шесть!!!
Не знал я, что и подумать. Не помнил, когда это хозяин Сохачьего меня обманывал. За водкой разве махнул? Да нет, на спиртное он не падок, а потом, будет сегодня выпивка. Уж чего-чего, а этого зелья, знаю, городские припрут.
Куда же поплыл Натолий?
2
Что-то я не понимал его.
Тот, природный, внутренний такт, кажется, никогда не покидал хозяина Сохачьего. А сегодня что с ним?
Городские явились уже под вечер. Все довольно молодые, пестро и легко одетые. Похоже, они были заводские технари, их сразу же выдал малопонятный разговор о каком-то новом конвейере.
Вот всегда они так, наезжие. Вырвутся из плена своих цехов, прокуренных кабинетов, тесных квартир и как-то разом дичают на речных просторах. Приедут шумные, самоуверенные, с замахом на фарт… Без приглядки торопятся показаться местному человеку, торопятся с этой водкой… Натолий выпил самую малость и почти покрикивал:
— Когда нам гулять, елошна-палошна… Перво, промышлять надо!
Городские, видно, проголодались. В летней кухне непривычно запахло хорошей колбасой и коньяком: родич Семки — маленький толстый человек в красном свитере, — оказывается, пил только коньяк.
Второй — длинный, тощий, с острым нервным лицом — напористо просил показать, как она ловится, стерлядь.
— Можно, можно! — готовно подхватил Натолий, и это опять было странным — он никогда не брал посторонних к своим ловушкам.
…Розовая вечерняя дымка затягивала Сохачий яр, когда мы собрались проверять фитили. Натолий опять угодничал, предложил закинуть и невод в курье — двойная уха чем плоха?..
Третий из приезжих, а он носил короткую черную бороду под яркими пухлыми губами, уговорил нас устроить ночевку у воды — все лето он об этом мечтал…
— Так и сделаем, аха! — сразу согласился Натолий, с него спадала забота о ночлеге приезжих.
Хозяин Сохачьего, сколько я помню, всегда имел два обласка. Один — расхожий — развалистый, с нашитыми бортами и жестяными заплатами на покоробленном днище. Долбленка эта довольно верткая, но зато уж большая. В нее-то мы и уложили невод.
— Вы вот что, мужики… Выпивку давай сюда, — мягко, но настойчиво попросил Натолий толстого. — Зачем тебе этот груз таскать… Стемнеет, кустами идти, а как запнешься, да падешь — что пить после? Чулымску воду пить, так она без градусов. Нет, в облас Петка сядет, Петка все на реке умет, аха!
