— Хватит, сказала же — спасибо, — с трудом выдавила я и машинально притронулась ладонями к горящим щекам. Благие цели у Тейта или нет, а углубляться в детали ухода за больными совсем не хотелось. — Я поняла уже, что ты обо мне заботился. Молодец, хвалю, и так далее. Но сейчас лучше скажи, что это вообще было?
Тейт вытянулся бок о бок со мной, заложив руки за голову. Осветительные шары вроде тех, что сопровождали нас в подземелье, кружились под низким потолком. Стены утопали во мраке, можно было разглядеть только несколько больших ларей по правому краю комнаты и вазу в половину человеческого роста, из которой выпирала волна белых цветов со слабым пыльно-сладковатым запахом.
Романтическая атмосфера, ничего не скажешь… Я скосила глаза, рассматривая из-под ресниц Тейта, наполовину укрытого отрезом плотной ткани. Интересно, а он-то одет? Рыжий, точно уловив мои мысли, рефлекторно провёл ладонью по прессу, спуская тонкое одеяло ещё ниже, и улыбнулся, глядя из-под прикрытых ресниц.
Позёр.
— Ну, сначала вроде как лихорадка началась. Но ты ещё задыхалась, причём странно как-то — воздух хватала ртом и всё никак успокоиться не могла. Ро приходил и осмотрел тебя, но понял только, что лучше бы ты кижу не ела, от этого горло отекло… и так далее, я не вникал. Мы напоили тебя таким специальным лекарством, которое всю гадость выводит, Ро жар сбил. А на следующий день — по новой, — нахмурился он. — Ещё хуже, чем накануне. Мы уже думали, что всё, но тут заползает мастер Оро-Ич и такой говорит… Ну, это неважно, что он сказал, — ловко вырулил с темы рыжий. В мыслях у него промелькнуло воспоминание о нагоняе и что-то насчёт маленьких поганцев, которые не зовут старших, когда надо, а когда не надо — их из зала не выпроводишь. — В общем, он тебя по-своему полечил и сказал, что ты голову перенапрягла. Но и отравилась тоже. Там целый свиток лежит, что можно есть, а что нельзя. Потом почитаешь сама…
А вот теперь я покраснела до ушей. Почему-то безграмотность — относительная, дома-то у меня в активе было четыре иностранных языка на том же уровне, что родной — смущала больше наготы. Как-то не хотелось прослыть в глазах Тейта дурой.
— Не умею.
— Ну, естественно, — отмахнулся он, переворачиваясь на бок. И стало заметно, что лицо у рыжего осунулось, а губы растрескались, как будто не только я болела всё это время. Волосы спутались так, что больше напоминали паклю — у нас обоих. — Слушай, Трикси, может, поспим немного? Хотя бы пока рассветёт.
