Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors | страница 8
Я не мог произнести ни слова. «Вот он и получил, что хотел», — думал я, слушая, как внизу переговариваются сессионные музыканты, которые пришли на запланированную репетицию. — «Таки прорвался сквозь. На другую сторону».
Все втроем мы медленно спустились по бетонным ступенькам вниз в студию. Я помню, какими холодными казались железные перила, чувство пустоты в голове и единственная мысль: «Как хорошо бы сейчас немного поиграть».
В дверях репетиционной я взглянул на Рея.
— Тупо, тупо, — пробормотал он со злостью. — Точно, как Джимми и Дженис. Не оригинально. — Он сделал паузу, нервно прикуривая. — Отстал на финише, хм…? Пришел только третьим, прикинь? — Рей явно пытался заглушить свое горе злостью.
— Я рад, — пробормотал Робби, весь побелев. — Он, наконец, обрел покой.
Студийные музыканты, ожидавшие нас в подвале, сразу почувствовали, что случилась беда.
— Наш старый певец умер, — сказал я. Слова колотились рикошетом в моей голове, пока я доставал свои палочки.
Мы начали репетировать. Когда мы погрузились в нашу музыку, боль чуть отступила, ненадолго. На несколько мгновений мы забылись, если это вообще было возможно.
Потом мы сделали перерыв на обед, и пошли в ресторан «Старый мир», на Бульваре Сансет. В динамиках играла какая-то из рок-станций. Минут через 20, после того как мы сели за стол, ди-джей прервал передачу выпуском новостей.
«Рок-певец Моррисон из группы The Doors, умер в возрасте 27 лет. На данный момент подробности пока неизвестны».
Слова полоснули меня, как ножом, отозвавшись ломотой во всем теле. Я оглянулся по сторонам, пытаясь определить, узнали ли нас другие посетители ресторана. Похоже, на этот раз нет, слава Богу.
Потом мы вернулись в студию, ту самую, где всего лишь несколько месяцев назад мы записывали наш «альбом-камбек», как его уже прозвали критики, где Джим записывал свой вокал, сидя в памятной ванной комнате. Атмосфера на вечерней репетиции того, что впоследствии вылилось в альбом «Other Voices» (Другие голоса), была безжизненной.
Я остервенело колотил в свои барабаны, но души в моей игре не было. Я все глубже погружался в воспоминания о днях, когда мы только начинали. В те дни мы с Джимом часто прогуливались вдоль каналов в Венеции[8]. Приемничек наяривал горячие летние хиты 66-го, мы знакомились с психоделиками, девушками, медитациями, и нам казалось, что мы готовы изменить мир и изменить его — СЕЕЕЙЧААС!!!
Глава 2.
Wild Child
Дикое Дитя
Я всегда любил музыку. Восьмилетним ребенком, я все никак не мог понять, зачем мне приходилось становиться на колени в костеле Св. Тимоти, зато мне нравился органист. Витражи на окнах были очень красивые, но запах ладана и все это бормотание вокруг меня доставали. И те двенадцать картинок, на которых люди прибивали гвоздями к деревянному кресту руки и ноги какого-то парня, были очень неприятными.