Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors | страница 30
— Вот, послушай, как люди играют, — сказал Джим, пропуская меня в комнату. Его волосы были еще влажные после душа. Он небрежно прочесал их пальцами и встряхнул головой. Львиная грива легла точно на место.
— Как у тебе получается делать такую прическу? — спросил я, пока он возился с проигрывателем.
— Мою голову и потом не расчесываю, — ответил Джим, опуская иголку на пластинку Джона Ли Хукера из коллекции Рея. Он уже прилично продвинулся по части вхождения в образ рок-звезды. Я не видел его пару недель, и перемены в нем были заметны. Может, он рисуется?
Блюз заполнил комнату. Джим подошел к окну и распахнул его. Солнце плеснуло вовнутрь. Мы оба восторженно уставились на океанский пейзаж.
— Поставь “Crawling King Snake”, — попросил я. — Обожаю эту вещь, там такой грув. Когда будем работать над нашим вторым или третьим альбомом, думаю, обязательно ее запишем. После того, как сделаем много своих вещей. Ясное дело, надо вначале с каким-то лейблом контракт подписать.
Меня распирало от предвкушения будущего. Эти люди — Рей, его подружка Дороти, Джим, их друзья из кино-школы — были независимыми, творческими студентами, и я хотел быть среди них. Пару недель назад мы все вместе сходили в UCLA посмотреть «Фантом Индия» Луи Малле, и Рей с Джимом без конца говорили о французской «Новой волне» в киноискусстве.
— Обязательно посмотри «400 ударов», — порекомендовал мне Рей. Я знал, что это фильм французского режиссера (Трюффо), и название меня возбуждало. Я думал, имеется в виду «400 минетов»[21].
Обстановка в жилище Рея тоже приводила меня в восторг. Студенческая атмосфера с восточным привкусом. Книги, киножурналы, восточные ковры, индийские покрывала, эротические фото. Целые новые миры открывались для меня в этой комнате.
Мне было двадцать и все казалось возможным.
— Все будет, — резкий тон Джима исключал любые сомнения. — Ты лучше послушай, какие у чуваков трубы.
В последней фразе слышалось благоговение. Вполне обоснованное, учитывая южное происхождение Джима. Он был одержим манерой пения черных блюзменов. Неприкрытая боль, звучавшая в их голосах, как будто резонировала в нем. Он слушал напряженно, полностью отключившись от внешнего мира.
Когда пластинка закончилась, Джим предложил сходить к Оливии пообедать.
Я подскочил. У меня потекли слюнки от мысли о южной домашней кухне. Тушеные помидорчики под острым мясным соусом.
— Окей, но ужинать будем где-нибудь в другом месте, — поддразнил я Джима поглаживая себе живот.