На сцене появился тот самый комик. У него была своя фишка. Он щелкал пальцами, потом делал паузу секунд на десять, затем щелкал снова. Так продолжалось минут пять, публика входила в транс, и тогда он выкрикивал свое знаменитое битниковское «All right’s» и «Hey, baby’s». Я не очень понял, что пытается делать этот чувак, но его личность была гипнотической. Он казался психом и мне это нравилось.
Я тоже причислял себя к нонконформистам. Годы спустя один из учеников Ленни — клоун Хью Ромни, известный как Wavy Gravy, из хипповской коммуны Hog Farm — точно так же станет прищелкивать пальцами, когда будет поддерживать порядок на фестивале в Вудстоке.
В следующий раз мы рискнули съездить в Редондо-Бич, послушать Кэннонболла Эддерли (Cannonball Adderly) в клубе «Lighthouse». Делая круговые движения правой рукой, Кэннонболл начал прищелкивать пальцами, задавая очень быстрый ритм. Не сбиваясь (он отщелкивал офф-бит, второй и четвертый такты в ритме ⁴⁄₄, непростая штука — вам приходится держать первый и третий такт в голове или делать легкие вдохи на один и три, чтобы не «плавать»), Кэнноболл непринужденно перебрасывался репликами с публикой и музыкантами.
Щелк-щелк-щелк — Ты готов, Джо (Завинул) — щелк-щелк?
Утвердительный кивок головы.
Щелк-щелк — Ты готов, братишка Нэт — щелк — щелк?
— Ййе…ха-ха.
— Щелк-щелк — леди и джентльмены — щелк — БРАТИШКА НЭТ ГОТОВ! — щелк-щелк — РАЗ-щелк-ДВА-щелк-РАЗ-ДВА-ТРИ-щелк…
И тут они грянули “Jive-Samba” или “Dis Here”, и я раскрыл рот — настолько круто они звучали. Грув[16] у них был потрясающий.
Еще одно заведение, «Shelly Mane's Hole», был дорогим джазовым клубом, но мы как-то наскребали на билеты. Хоть мы и были завернуты на девчонках, джаз для нас мог заменить даже их. С подачи Грантам мы побывали в этом клубе раз пять или шесть. Грант был пианист, а в «Shelly» играл сам Билл Эванс. В первый раз я в него не врубился. Он был для меня слишком тонкий и изысканный. Позже я понял, каким невероятным звукоизвлечением он обладал. Это была вовсе не «музыка для коктейлей», как утверждал кое-кто из критиков. Я сидел вплотную к сцене, когда Арт Блейкли, король барабанной дроби, выплетал свои рокочущие «истории» из смачных афро-джазовых ритмов. Ему было уже далеко за сорок, но его игра была полна такой энергии, о которой я, в свои девятнадцать, мог только мечтать.
Керуак и Кессиди видели Чарли Паркера в его лучшие времена. Мы видели Джона Колтрейна. Несколько раз. Он был невероятен. Все в клубе уважительно расступались, когда он входил. Когда он брал свой тенор или сопрано саксофон, и начинал играть старую тему Джонни Мерсера “Out of This World”, поезд, натурально, отъезжал из этого мира. Во время соло он прикрывал глаза и погружался в пятнадцатиминутный транс. Его коронное “Chasin’ the Trane”
