А кипяток лился не сказать чтобы тонкой струйкой, но и фляга наполнялась не быстро. Когда же Семён захотел подставить вторую, в то время как я оттаскивал уже наполненную, его грубо оттёр плечом чернявый солдат с малиновыми полосами шевронов пулемётной команды на рукавах и подставил под кран своё ведро.
— Эй, полегче! — вырвалось у меня, но рядом с чернявым нарисовалось ещё двое солдат из того же подразделения.
— И чё? — процедил сквозь зубы чернявый.
Ба! Какая знакомая ситуация! Такое ощущение, что и не было переселения души. Россия матушка, славься во все времена… Ну что, Миротворец хренов, будем испытывать твою миротворческую способность, так хорошо разрекламированную Странником, или просто полезем в драку? Ребятки-то, видно, по всему, не против. Застоялись кони в стойлах. Это я по крышам всю ночь носился, а они яйца на соломенных матрасах грели! Вот и зудит.
Можно было бы и подраться. Хотя бы в целях определения, чего я стою в кулачном бою. Но как тут относятся к подобным проступкам? Среди солдат, думаю, не редкость. Порешали внутри коллектива и забыли. Но я-то птица с неопределённым оперением. Мне в околоток очень не хотелось бы попадать. А загреметь туда, что называется, как два пальца. Вон, с перрона жандарм в нашу сторону поглядывает. Да и парочка господ со звёздами на погонах у офицерского вагона курит. Выруливай как хочешь, Гавр!
— Неправильно ведёте себя, православные, — я старался говорить ровным спокойным голосом, улыбаясь до ушей, — не токмо для себя кипяточек-то носим. Для сестриц милосердных. Нехорошо забижать барышень-то. Неправильно.
— А ты защитник, что ль? А? — рядом с чернявым вылез кряжистый бритый мужик лет тридцати, — немного ль тябе молодому? Гляди-ко, народ, это откель в нашем геройском эшелоне ентот бабский подпевала? — похоже, солдатики соскучились не только почесать кулачки, но и покуражиться. Но сейчас мне этот кордебалет совсем не нужен.
— Значит так, босота корявая, — я резко изменил тон и смыл с лица улыбку, — слушаем внимательно: кто не хочет вместо седьмого Сибирского полка ехать в арестантские роты и жрать глину пополам с конским дерьмом вежливо даёт нам набрать кипятка и засовывает язык в задницу. Мне терять нечего, я ещё присягу не давал и максимум, что мне светит — местная каталажка! А для настоящих мужиков, — я сделал паузу и пристально взглянул в глаза чернявому, потом перевёл взгляд на кряжистого, — можно и разговор устроить полюбовный, как свечереет, у последнего вагона. Там ни унтеров, ни жандармов нет. Как вам такое предложение, славяне?
