Не откладывая дела в долгий ящик, отец Афанасий проследил за тем как я оделся, обулся, прихватив весь свой нехитрый скарб, ибо был уведомлен священником, что ночевать сегодня буду прямо в храме. Вернее, проведу ночь в бдениях перед алтарём, после того как поработаю на благо прихода.
Слова у отца Афанасия с делом не расходились. А в хозяйстве этого священника всё было по поговорке, что он сам и озвучил: «Сам читаю, сам пою, сам кадило подаю!» То есть из служителей церкви в местном храме он был один. Все остальные: сторож без одной ноги, несколько мальчишек-хористов и известная уже мне солдатка Марфа, — вот и все, кто обеспечивал местный центр опиума для народа.
Церковь села Незлобино при одноимённой узловой станции Средне-Сибирской железной дороги была небольшой, но удивительно светлой, несмотря на давность постройки. Полностью деревянная, сложенная из стволов лиственницы, она величаво покоилась на небольшом каменном фундаменте. Несколько зданий поскромнее оказались небольшой пристройкой, где жил сам отец Афанасий и сторож, оказавшийся молчаливым ветераном русско-турецкой войны. За всё время я от него и двух слов не услышал.
Уже по пути к храму, который занял добрых полчаса, я настраивался на долгое трёхдневное скучное времяпрепровождение, но неожиданно происходящее захватило меня и, что немаловажно, позволило привести мысли в порядок, одновременно приоткрыв часть обещанных способностей организма.
Следует отметить, что я абсолютно спокойно перенёс бдение в течение целых двух ночей. Хотя в прежней жизни, даже ещё будучи молодым человеком, мог не спать максимум одно ночное дежурство. А тут почти семьдесят часов без сна — а у меня почти никаких признаков усталости, не говоря уж о галлюцинациях и обмороках, что нередки при таком виде переутомления. Поначалу я списывал это на то, что почти неделю перед этим провалялся без сознания. Второй приятной неожиданностью стала низкая потребность в пище. Тех щей и картошки, которыми потчевала меня у себя Марфа, мне хватило до следующего утра, ибо «пост по монашьему чину», как назвал его отец Афанасий, оказался не чем иным, как размоченных горохом, краюхой ржаного хлеба, да несколькими луковицами, что выдавались мне на целый день. Воды я пил вдоволь, причём в мои обязанности входило пополнение её запасов каждый день из ближайшего колодца. Привлекали меня и к другим хозяйственным работам. Прадедова моторика не подвела, да и сам я вспомнил давно забытую деревенскую науку: колка дров, скобление и мойка полов хвоей, распаренной в кипятке, починка забора, крыши, переноска в кладовую каких-то мешков, что периодически подвозили на подводе…да мало ли чего.
