Колодец детских невзгод. От стресса к хроническим болезням | страница 48

Я не сомневалась, что стрессовый ответ Диего относился к токсичному типу. Помимо того что он стал жертвой сексуального насилия в возрасте четырех лет, он также то и дело сталкивался с последствиями сложностей, возникавших у его семьи, и это постоянно держало его организм в напряжении. У отца Диего явно были проблемы с алкоголем, а мать страдала от депрессии. Никто из них не мог взять на себя роль буфера и помочь мальчику справиться со стрессом. Сочетание симптомов Диего было напрямую связано с тем, что, как мы знаем, происходит в результате длительной активации системы стрессового ответа, если ребенок не получает адекватной поддержки.

Для здорового развития системы стрессового ответа нужно, чтобы стресс, переживаемый ребенком, был и позитивным, и переносимым. Это позволяет САО и ГГНО настроиться на оптимальную работу при соприкосновении с различными факторами стресса. Однако каждый случай неблагоприятного опыта, получаемого ребенком, повышает риск перерастания переносимого стресса в токсичный, так как система все чаще и интенсивнее реагирует на многочисленные факторы стресса.

Как и головастики, дети особенно чувствительны к повторяющейся активации стрессовой реакции. В больших количествах негативный опыт влияет не только на структуру и функции мозга, но также на развивающиеся иммунную и гормональную системы и даже на процесс чтения и расшифровки ДНК. Как только система стрессового ответа усваивает дисрегулированную модель работы, одно за другим проявляются биологические последствия, провоцирующие проблемы в отдельных системах органов. Наш организм похож на большие, хитро устроенные швейцарские часы, и происходящее в иммунной системе тесно связано с происходящим в сердечно-сосудистой системе. Далее мы рассмотрим, какие последствия возникают, если система стрессового ответа все-таки сходит с рельсов.

Если вы хотите понять механизм стрессового ответа ребенка, попробуйте войти в смотровую, держа в руках поднос со шприцами, и скажите малышу, что пришло время сделать укольчик. Мне кажется, что я уже почти могу угадать, какой балл ребенок наберет по шкале НДО, просто немного понаблюдав за его поведением, когда в кабинет входит медсестра, которая ставит прививки. Чего мы только не насмотрелись: крики, брыкания, кусание, попытки в буквальном смысле забраться на стенку – лишь бы оказаться подальше от пугающей иглы. Один мой маленький пациент так распереживался, что его вытошнило прямо на мой белый халат. Другая малышка выскочила из смотровой и убежала, поймали ее только на улице. Столь острую реакцию на страх нельзя назвать типичным проявлением фобии уколов: эти дети вели себя так, словно действительно встретили медведя в лесу. Такая ситуация, позволяющая естественным образом спровоцировать стрессовый ответ, позволила нам оценить вторую, не менее важную составляющую токсичного стресса – неспособность опекающего взрослого выступить в роли буфера. Хуже всего реагировали дети, которых родители практически не обнимали, не целовали, не пели забавных песенок или не пытались каким-либо другим способом успокоить. Зато мы многократно слышали фразы вроде «Держите его крепче!» и «У меня нет времени на эти истерики, мне нужно вернуться на работу через полчаса».