Самовар хорошо бы встал на подоконнике, но, будучи сломан еще в Новосибирске, лежал в контейнере. Кассетник же постоянного места не имел. Иван называл его Мэгги и всюду таскал с собой.
Как-то бойкая девица упрекнула Ивана в полной музыкальной безграмотности. Иван приобрел кассетник и созвонился с двоюродным братом, владельцем приличной фонотеки. Тот стал переписывать для него с пластинок классику, причем Иван и тут блеснул методичностью. Он начал с мотетов и мадригалов шестнадцатого века. И они ему понравились настолько, что дальше он так и не продвинулся. А бойкую девицу забыл окончательно и бесповоротно - она осталась в одном из тех тридцати городов, которые он посетил за последние годы.
Мэгги сопровождал Ивана в течение дня и все время тихо мурлыкал Иван совершенно не выносил шума, считая, что свою дневную порцию децибелов он получает каждый вечер на представлении.
Еще в комнате были мячи.
Те, с которыми Иван репетировал и работал в манеже, на ночь складывались в чемодан и запирались в гримуборной. Он никогда не брал в гостиницу свой рабочий реквизит. А эти хранились еще со времен училища и странствовали вместе с хозяином в старой спортивной сумке. Хотя хозяин мог месяцами к ним не прикасаться.
Когда-то у мячей были имена. Доставая их из сумки, Иван мог бы вспомнить, кого, как и почему именно так звали. Только доставать их было незачем. Он давно работал с более крупными, привык к ним, а эти проживали в номере скорее на правах талисмана.
Остальным вещам Иван не придавал особого значения, без волнения их приобретал и без проблем расставался.
Как раз назрела необходимость поменять будильник, но Иван все откладывал покупку - оказалось, что в башенке его прекрасно будит солнце.
И в тот день оно тоже исправно его разбудило.
Несколько секунд он пролежал, улыбаясь. Потом первым же движением включил Мэгги.
- Аве, Мария... Аве, Мария... - принялся повторять на все лады высокий и скорбный женский голос. Эта молитва настолько не соответствовала утру и солнцу, что Иван немного перемотал пленку и успокоился на грациозном ричеркаре. Затем он встал, потянулся и подошел к открытому окну.
Там, за немытым окном, вовсю разгулялся горячий свет. Иван раздернул шторы. Две широкие золотые волны залили комнату. Башенка поплыла в невообразимо голубое небо.
Выбежав на улицу, Иван прямо с гостиничного порога ухнул в огромную лужу - еще вчера ее здесь не было. Лужа нестерпимо сверкала. Тротуар у гостиницы был огорожен - таяли гигантские сосульки.
