– Могу я поговорить с Сергеем?
Я вскочил с кровати и забегал по комнате в поисках тапок. В дверь тихо постучали.
– А… здравствуйте, – я пытался сделать удивленный вид, чтобы ЕЛ не подумал, что я подслушивал их разговор.
– Мм… бездельничаешь? – он с улыбкой оглядел мой творческий беспорядок.
– А что вам нужно? – грубо поинтересовался я.
– Да так. Хочу, чтобы ты поучаствовал в нашей литературной гостиной. Как музыкант.
Я прыснул от смеха, который специально выдавил из себя, потому что сердце предательски громко застучало.
– С чего вы взяли, что я музыкант?
– Ну ты же играешь на гитаре? Вот только инструмента я что-то не наблюдаю, – учитель растерянно покачал головой. Я вцепился в его руку и прижал палец к губам.
– Тсс… Никогда не произносите это слово. Вдруг мама услышит?
Понятия не имею, откуда он узнал про гитару. Хотя, наверное, увидел аккорды в тетради. Я не понимаю, почему некоторым людям не живется своей жизнью? На следующий день мама сама проводила меня до школы и обещала, что я больше никогда не увижу ее пьяной, если перестану попадать во всякие переделки и начну нормально учиться. Это был самый одинокий день в моей жизни. Степанов и Павлюк теперь плясали вокруг Антипова, а со мной избегали встречаться даже взглядом. Наверное, все еще немного побаивались. Наконец-то пришел Скворцов, но его избегал я. Хотя он весь урок пялился мне в затылок. Понял, что это я приходил к нему домой? Сашка сказала, что не доделала домашку и поэтому не даст списать. Сразу же, не дав мне и рта раскрыть. А я даже и не собирался ничего просить, мне хотелось только узнать, все ли у нее в порядке. Я-то знал про них со Скворцовым.
А Яшин после уроков повел меня в актовый зал, где все собирались для репетиции литературной гостиной. В этот раз он отпустил учеников домой, а мне сунул в руки старенькую гитару с поцарапанным корпусом и слабо натянутыми нейлоновыми струнами.
– Надо настроить, – небрежно бросил литератор.
Я крепко обхватил гриф, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Впервые за столько лет…
***
В тот день я так и не позвонил Громовым, взял отсрочку и решил разобраться во всем получше. Ведь учитель до последнего момента не должен терять надежду? Никогда и ни при каких обстоятельствах не разочаровываться в своих учениках? Даже не знаю, научусь ли я когда-нибудь этому нелегкому искусству – быть беспристрастным, но в любом случае легче поговорить с глазу на глаз, чем по телефону. К тому же жуткая фраза Громова до сих пор не выходила у меня из головы, а ведь если подумать, я ничего не знаю об их семье. Вместо номера мамы моего ученика я набрал другой, пальцы привычно застучали по клавишам, мне не требовалось искать его в телефонной книге.
