Быть осьминогом | страница 33
– Ну что, почитаем личку?
И тут я крикнула: каким-то внутриутробным, нахально-дрожащим, но очень громким голосом:
– Прекрати! Положи на место!
Этот голос заставил очнуться даже Громова, он молча взял из рук Антипова скворцовский телефон и с грохотом кинул на парту.
Большая перемена закончилась, мы вернули учительский стол на место и расселись по местам. Скворцов схватил телефон и тут же выбежал за дверь, даже не забрав рюкзак. Освобожденная Кирюшина сорвала скотч и тоже ушла из класса. Громов сидел на своем месте, обхватив голову обеими руками, точно в каком-то оцепенении. А я больше не стеснялась своих чувств и рыдала в открытую, но никто не обращал на меня внимания.
Наверное, я на самом деле жестокая и эгоистичная. Я не переживала о Скворцове с разбитым лицом, который оставил на полу пятна ядовито-коричневой крови. Мысли бессвязным потоком крутились в моей голове:
«Как это могло случиться? Это же шутка, неправда? Не может быть наш Тормозок моим Octopusом? Как я могла полюбить Скворцова?»
ЕЛ пришел только под конец урока – весь бледный, но с болезненными красными пятнами на щеках. Мы его никогда таким не видели: бесповоротно разочарованным и вмиг, за несколько несчастных минут, постаревшим. Казалось, он разучился улыбаться и вообще выглядел так, как будто только что на его глазах кто-то умер. Вместе с ним вернулась такая же бледная и строгая Вика Кирюшина, у нее стало такое некрасивое лицо, что я невольно застыла от ужаса со своим широким открытым ртом. И вдруг я поняла, почему они так выглядели, как будто вернулись с похорон.
В глазах ЕЛ умер весь 8 «А» класс, который он так искренне старался полюбить.
– Вы знаете, я мог ожидать чего угодно – издевательств, унижений, насмешек, но не такого. То, что вы только что сотворили, – это предательство, – учитель заговорил неожиданно тихо, приглушенно. От этого нового, чужого тона у меня холодок пробежал по всему телу.
– Он первый нас предал, – нарушил гробовую тищину Степанов. (Но ведь его вообще не было, когда Скворцова избивали!)
– Заткнись, – вдруг прервал друга Громов.
– Напасть всем классом на одного! – ЕЛ махнул рукой – это выглядело так, точно он только что поставил на нас жирный крест. – Люди так не поступают, – сделав паузу, заключил литератор.
А потом он повернулся к нам спиной и сказал:
– Посмотрите, мне все еще больно… Вы видите торчащий нож?
Вот так и закончился урок литературы, на котором впервые молчали все поэты и писатели.