– Вот видишь, – устало сказал старик коту, – социализм тебя ещё кормит. А капитализм. … Не идут рыночные отношения. Ну, ни в какую!
Маэстро
Художник – оформитель районного Дома культуры Михал Егорыч Синеоков шёл из столовой к себе домой. Жил он тут же в Доме культуры в комнатёнке под лестничной площадкой, рядом со сценой. Там же писал афиши, плакаты и картины.
На дворе стоял январь. Для рассказа это роли не играет. На Колыме ( а это случилось именно там), что январь, что ноябрь-всё одно и тоже -холодрыга страшная. Мороз под пятьдесят. Плюнешь, и слюна падает на снег уже ледышкой. Туман- первый признак сумасшедшего мороза- окутал весь посёлок. Сквозь седую дымку слабо вырисовывались очертания домов. Михал Егорыч на ходу приподнял воротник полушубка – так теплее.
Проходя мимо гастронома, он обратил внимание на темнеющий комочек около мусорных баков. Ему показалось, что комочек тот шевелится. Подойдя ближе и присмотревшись, Михал Егорыч в комочке разглядел котёнка. Бедняжка загибался на сильном морозе. Всего на двух лапах стоял он: на передней левой и на задней правой. Дрожащие две другие поджимал под себя, пытаясь согреть их в своей короткой шёрстке. Котёнок смотрел на человека круглыми, жёлтыми, как трёхкопеечная монета, глазками, устало и обречёно молчал. Вид котёнка говорил сам за себя: заберите, иначе окачурюсь. Михал Егорыч нагнулся, сгрёб котёнка обеими руками и сунул за пазуху.
Сердце художника ёкнуло. Жалкий котёнок напомнил художнику его самого. Картины недавней жизни отрывками, смутно и сумбурно плыли перед ним. Частенько приходилось оглядываться на свою жизнь,, и всегда одна картина главенствовала, как рефрен, постоянно повторялась, застилая все другие видения: шторм в Тихом океане, который трепал их пароход, когда художник Синеоков среди других зеков препровождался на Колыму. Вот уж поистине песчинка во вселенной!
“-Я помню тот Ванинский порт,
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные мрачные трюмы.”
…пел какой-то парнишка в кирзовых сапогах, вцепившись руками в металлическую сетку, перегораживавшую трюмы. Качка была мучительной. Большинство зеков в бессознательном состоянии катались по полу, словно не живые. Девять дней каждый из них, подобно песчинке в пустыне, находился во власти стихии. За девять мучительных суток художник Синеоков свыкся с ролью песчинки так, что и по сей день не считал себя более того. Вот ещё одну песчинку жизнь закатила ему за пазуху. Синеокова приютили тогда геологи, не дали погибнуть. Теперь его очередь: помочь выжить живому существу.
