Ну, и еще потому, что ее дочь была одним из основных поставщиков фиалок в Ровенсе.
Ирен удачно вышла замуж за крупного землевладельца, который с радостью принял ее фамилию. Для фермера зваться де Валье означало прежде всего частичное освобождение от налогов, за это он безропотно позволял жене выращивать цветы и отвозить их матери, хоть особого дохода лично ему это не приносило. Зато позволяло при случае гостить у тещи и попрекать ее куском хлеба.
Отец Клеменс в свое время занимал какой-то пост при дворе, за что его пожаловали дворянским титулом. То ли писарь, то ли секретарь — в общем, из наследства, кроме приставки «де» и дома на окраине города, ей не досталось больше ничего. Муж ее был из военных и сгинул в очередной бессмысленной кампании против соседей, когда она была беременна их дочерью. Ирен де Валье с детства помогала матери в саду — да-да, в том самом: крохотном пятачке, где мы с Клеменс сейчас собирали зелень в салат. Раньше именно здесь росли самые ароматные фиалки и кустистые пионы во всем Ровенсе.
От былого великолепия осталось несколько кустиков, которые женщина с гордостью продемонстрировала. Пахли они и впрямь потрясающе. Остальное переехало за город, как приданое Ирен.
Теперь Клеменс не нужно было гнуть спину в саду: у дочери на ферме было достаточно наемных работников, чтобы как выращивать, так и собирать цветы на продажу в течение всего сезона. И на улице стоять, дрожа под дождем и ветром, продавать свернутые лентой букетики, тоже не нужно — этим занимаются молодые девушки, которых я видела недавно.
Пока мы в четыре руки нарезали овощи для супа, Клеменс несколько раз попыталась перевести разговор на мою персону. Откуда я, надолго ли, и в каком районе жила в столице раньше. Я старательно переключала ее на другие темы — то соль просыпалась, то порезала что-то криво, то лук в глаза попал.
Сомнения, рассказывать ли Клеменс обо мне всю правду, терзали меня не на шутку, но как только я представляла себе выражение ее лица, когда она услышит про труп в переулке, все желание сознаться моментально испарялось.
Зато я с большой благодарностью приняла ее предложение остаться у нее в гостях. И с еще большей — поработать продавщицей цветов.
Сидеть у нее на шее я не хотела, а медяков в доставшемся мне кошеле было маловато. Наверное, погибший парень носил там мелочь на каждодневные нужды вроде обеда в трактире. Двадцать шесть денье как раз хватило бы от души подкрепиться два-три раза. Букетик фиалок с ленточкой стоил три денье, без нее — два.
