— Послушайте меня, о джиннии! — обратился Ильдерим к Азизе и к Марджане. — Мы, я и этот юноша, волей Аллаха — сильные бойцы, мы хотим сразиться и на копьях, и на мечах, и в борьбе с подножками, и в стрельбе из лука. Сейчас мы померялись силами в поэзии, и победа мне далась нелегко, ведь Хасан начитан в древних поэтах, но последнее слово осталось за мной. И пусть это служит тебе утешением, о Марджана, а ты, Азиза, будь уверена, что Хасан наверняка победил бы меня в поединке на мечах и...
— Да оторвет шайтан твой гнусный язык! — воскликнула я, обращаясь к Ильдериму. — И да засунет он его тебе в... живот! Как это ты одержал победу и последнее слово осталось за тобой? Последними стихами были мои стихи!
— Ты ошибаешься, о Хасан! — отвечал Ильдерим. — Последний бейт перед нашей схваткой на саблях прочитал я! Так что последнее слово и победа остались за мной!
— Аллах видит, что последнее слово было за мной, ибо мой последний бейт был бейтом несравненного Антара! — возразила я. — И тебе нечего было сказать в ответ, о Ильдерим!
Вот такую склоку завела я сгоряча, ибо я все же была дочерью царей и сестрой царя, и я не привыкла, что в моем присутствии последнее слово оставалось за кем-то другим. Возможно, меня избаловали наши придворные поэты и мудрецы — Аллах лучше знает... Но важно то, что я не могла вынести слов Ильдерима. И в самом деле, почему это купец из Басры должен побеждать в состязаниях царских дочерей? Это был явный непорядок.
— Аллах наделил тебя красотой, но покарал лишением разума, о Хасан! — сердито рявкнул Ильдерим. И тут только мне стало ясно, что он пустил в ход ловкость и чуть было не помирил двух джинний, а я со своей царской гордостью все испортила.
— И все же последний бейт был моим, — негромко, так, чтобы он не расслышал, пробормотала я.
Но он расслышал.
— Ты не только красив, как женщина, ты еще и упрям, как женщина, о Хасан! — начал перечислять мои грехи Ильдерим. — Ты и бестолков как женщина! Ты и сообразительности лишен, как женщина! Ты только помнишь наизусть свитки стихов, как женщина, и ты не в состоянии сочинить хоть один бейт, как мужчина!
Я онемела.
С помощью наших придворных поэтов я составляла бейты не хуже, чем у них. Были у брата невольницы, писавшие стихи, но это были женские стихи, о разлуке с возлюбленным. Ильдерим же явственно требовал от меня мужских стихов — о божественном, или о конях, или о сечах между воинами. Но я не могла...
— Вот видишь! — подождав моего ответа и не дождавшись, воскликнул этот безумный поэт. — Немало воды утечет, прежде чем мальчики станут мужчинами и освоят мужское ремесло! А теперь прощая, о побежденный мною Хасан, ибо уже утро!
