У насъ въ Россіи наиболѣе виднымъ теоретикомъ неомальтузіанства въ послѣдніе годы явился, какъ извѣстно, С. Н. Булгаковъ, пытавшійся въ обширномъ сочиненіи "Капитализмъ и земледѣліе" (Спб., 1900 г.) подвести научный Фундаментъ подъ эту реставрированную доктрину. Въ дальнѣйшемъ изложеніи мы и будемъ имѣть въ виду преимущественно выводы и построенія г. Булгакова..
По мнѣнію г. Булгакова, самое общее выраженіе соотношенія между человѣкомъ и природой заключается въ такъ называемомъ законѣ убывающаго плодородія почвы, въ роковой ограниченности силъ природы, приводящей къ тому, что силы эти все менѣе и менѣе служатъ человѣку даромъ. Истощеніе почвы вызываетъ необходимость все большихъ и большихъ затратъ труда и капитала въ земледѣліи, но всякія послѣдующія затраты труда и капитала въ сельскомъ хозяйствѣ вознаграждаются все меньшими и меньшими пропорціонально количествами продукта, становятся менѣе производительными. Г. Булгаковъ, конечно, признаетъ наличность условій, противодѣйствующихъ этому роковому закону возрастанія трудности существованія, какъ-то: агрономическія открытія и усовершенствованія, относительное удешевленіе земледѣльческаго капитала (машинъ, удобренія ит. д.) и, прежде всего, расширеніе земледѣльческаго производства въ дѣвственныхъ колоніальныхъ странахъ. По мнѣнію г. Булгакова, безпримѣрный ростъ производительныхъ силъ въ XIX вѣкѣ именно и объясняется тѣмъ, что европейской цивилизаціи удалось временно отклонить отъ себя пагубное дѣйствіе закона убывающаго плодородія почвы перенесеніемъ центра тяжести земледѣльческаго производства въ заокеанскія страны, привлечь къ добыванію пищи еще свѣжія, непочатыя земли. Но всѣ эти ограничительныя условія, по г. Булгакову, только временно упраздняютъ тенденцію увеличенія трудности производства пищи и неспособны парализовать дѣйствіе рокового закона убывающаго плодородія почвы. Конечный выводъ г. Булгакова тотъ, что "прошлое оставляетъ въ наслѣдіе будущему хлѣбный вопросъ, вопросъ производства" (т. 11, стр. 455).
Такимъ образомъ, г. Булгаковъ, какъ и его англійскій предшественникъ, Круксъ, выдвигаетъ страшный призракъ угрожающаго человѣчеству голода. Правда, г. Булгаковъ нѣсколько милостивѣе Крукса: послѣдній, со свойственной англичанину точностью, устанавливаетъ даже дату начала великаго голода -- 1931 годъ, г. же Булгаковъ утѣшаетъ насъ тѣмъ, что, до конца современнаго экономическаго развитія, какимъ явится исчерпаніе производительныхъ способностей странъ, вывозящихъ продукты земледѣлія, наше поколѣніе, можетъ быть, и не доживетъ". Остается, значитъ, надежда, что, можетъ быть, мы и не доживемъ до этого страшнаго момента.
