Магазин с металлическим лязгом встал в рукоять. Тяжелые неторопливые шаги сотрясали лестницу.
— Это такая шутка? Или предупреждение — не совать нос в чужие дела?
— Целься ниже, — холодно посоветовал хозяин.
— Не смешно...
Из-за двери послышался звук — словно что-то мягко упало с небольшой высоты... Или кто-то небольшой мягко спрыгнул.
— Постарайся первым делом попасть в кота, одной пули ему хватает, но угодить трудно, прыгучий.
— Постараюсь... — обреченно произнес журналист.
— В нее все остальные, она медлительная, но упорная, привыкла добиваться своего. Постарайся...
Он не договорил — дверь начала открываться.
Музей на Пьяцца-дель-пополо
Музей на Пьяцца-дель-пополо
Крым, Партенит, семинар молодых фантастов.
— ...совершенно недопустимо: «парадокс убитого дедушки» выглядел свежо и оригинально в 1943 году, когда о нем впервые написал Рене Баржевель. Сейчас что-то сочинять на эту тему — дурной тон.
— Но почему? — раздается голос с места, откуда-то из задних рядов. — Ведь любую затертую тему можно повернуть как-то по-новому... Исхитриться и придумать такое решение парадокса, какое никто не придумывал до тебя?
— У этого парадокса нет решений. Вернее, есть единственное, не противоречащее логике: полное исчезновение пространственно-временного континуума, где произошло убийство предка. Да только кому будет интересно читать о таком?
* * *
Эти сны он видел много лет — иногда они снились несколько ночей подряд, иногда пропадали на годы, но всякий раз возвращались. Везде: и во Флоренции, и в Милане, и позже, во Франции, — смыкая веки, он время от времени попадал в неведомый мир... Вернее, в мир, постепенно ставший знакомым и даже привычным, хоть и богатым на всевозможные чудеса и диковины.
Сны не повторялись под копирку, но общая деталь присутствовала всегда: он был в своих сновидениях невидимым и бесплотным гостем, не замечаемым никем из многочисленных людей, их населявших... Он мог передвигаться в этих сновидениях свободно, попадал, куда хотел, — но лишь находясь вовне зданий, стены и даже двери стали неодолимой преградой, он не мог попасть в библиотеки и прочие хранилища знаний, хотя очень туда стремился... А еще он не мог что-либо взять в руки, или как-то еще воздействовать на предметы и сущности иллюзорного мира... Словно он сам, а не Иоанн Богослов получил повеление: «Иди и смотри!», — смотри, но руками не трогай...
И он ходил. И смотрел.
Он смотрел на громадные многоэтажные дома, наполненные самыми разными чудесами, казавшимися поначалу колдовскими, но, без сомнения, имевшими в основе своей инженерные решения, подсказанные развитой до невиданных пределов наукой. Дома зачастую размерами превышали палаццо Питти, но жили в них не здешние патриции или нобили (предпочитавшие в большинстве своем относительно небольшие загородные виллы), а самые заурядные горожане.
