— Блэр, — обрывает ее дядя.
— Верно. — она касается своего виска. — Теперь ты с Итаном. Это не мое дело. Думаю, от старых привычек трудно избавиться. Он хотя бы записал тебя на прием? Я отправила ему по электронной почте все даты с цветовой кодировкой. Тесты и консультации и...
— Блэр. — дядя касается ее руки.
— Хорошо, хорошо. Давайте просто поедим.
Но она не просто ест.
Тетя переносит на мою тарелку весь стол.
— Я забыла про суп, — она встает. — Я знала, что кое-что забыла.
— С ней все в порядке? — спрашиваю я дядю, когда она исчезает на кухне.
— Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть к новым переменам. Это нелегко для нее.
Я киваю.
Дядя откашливается.
— Блэр всегда чувствовала себя виноватой перед Эбигейл, просто не показывала этого. Я не прошу тебя простить ее, но можешь ли ты хотя бы попытаться понять? На днях ее трясло всю дорогу до Бирмингема. Она страстно ненавидит это место.
Мои руки замирают на ноже и вилке.
Я могу общаться с ней. Нелегко вернуться в место, которое тебя травмировало. За все время моего пребывания в нашем доме в Бирмингеме у меня ни разу не было полноценного сна.
Не говоря уже о подвале.
Он все еще там, в дальнем конце башни, дразнит меня, чтобы я подошла и избавилась от кровавых воспоминаний.
Доктор Хан сказал, что возвращение к месту, где зародилась травма, может вызвать мое подсознание. Папа также говорил, что в подвале теперь висит замок с отпечатками пальцев, который я могу открыть в любое удобное для меня время.
По правде говоря, я боюсь этого подвала.
Страшно знать, что там произошло. Если я переступлю эту черту, то никогда не смогу вернуться.
У меня есть шрам, доказывающий это.
Может, просто может, я не хочу узнавать больше чудовищных вещей о маме.
— Ешь, тыква. — дядя одаривает меня своей самой теплой улыбкой. — Она провела весь день, готовя ужин.
Я сглатываю комок в горле и откусываю кусочек креветки. Трудно чувствовать вкус из-за липкости во рту.
Тетя возвращается с супом, ее глаза влажные, как будто она плакала. Это, как если бы стрела попала мне прямо в сердце.
— Тетя...
— Твой любимый. — она прерывает меня, ее голос дрожит в конце. — Возможно, я и не очень хороший родитель, но я, по крайней мере, могу приготовить то, что тебе нравится.
— Все в порядке, тетя. Я понимаю, что такое травма. — я смотрю на свои колени, прежде чем снова повернуться к ней лицом. — Я не должна была винить во всем тебя. Мама была больна. Даже если бы ты была с ней, не думаю, что многое изменилось бы.
