— Дурень. В простейших плетениях путаешься, а туда же — когтем эссы стать захотел, — небрежно бросил парень, чье имя я так и не сумел вспомнить.
Он единственный из птенцов не расслабился на привале, продолжая зорко следить за окрестностями. Похвальная, хоть и лишняя предосторожность: сомневаюсь, что юноша заметит тигра раньше, чем я, или Лоасин, или связанная с хищником заклинанием Аркера.
— А ты, ты…— Синар возмущенно покраснел, вскочил. — Ты вообще думаешь: «Сейчас тигр как выпрыгнет, и я его сам убью! Тогда отец меня похвалит! И дядя, и эсса!» Что? Не так?
На лице юноши заходили гневные желваки, доказывая, что слова мальчишки неожиданно попали в больную точку. Еще недавно я сам отчаянно жаждал добиться признания собственного отца... пока не осознал, что это невозможно.
Рано или поздно птенцу предстоит уразуметь: семья не главная и тем более не единственная нить, что связывает каждого из нас с этим миром. Авторитет родителя уступит по важности могуществу единого клана, к которому все мы принадлежим. И тогда долг перед Пределом, приказ Альтэссы станут для него весомее отцовской воли.
Но Синар, похоже, все-таки переступил некую границу допустимого.
Я не успел вмешаться. Лоасин отвесил подзатыльники обоим задирам, вынудив сникнуть.
— Прошу прощения, эсса.
— За искренность не следует извиняться, — миролюбиво улыбнулся я.
— И все же они забылись, — парировал Лоасин. — Члены моей семьи должны помнить, с кем разговаривают.
А это уже туча в мои небеса. Вел себя дружелюбно, непринужденно, не выдерживал положенную дистанцию между Повелителем, стоящим во главе клана, и птенцом из захолустья. Моя манера общения не раз вызвала недовольное брюзжание у драконов старой закалки.
Я вызывающе взглянул в глаза Лоасину. Пусть отдаляются и задирают нос чванливые моралисты вроде эссы Сараска. Я же предпочитал знать, чем живут и на что надеются драконы, за которых несу ответственность. Предпочитал видеть в воинах товарищей и друзей, а не безликих солдат, готовых умереть по моему приказу. Верил, мне подчиняются не только потому, что я был избран волей Древних, но и по собственному желанию.
Глава рода Ольгранд отвернулся, неразборчиво буркнув нечто похожее на «воля ваша».
— А мне жалко тигра, — неожиданно нарушила тишину Асольг. — Он совершенно один среди гор и зимы. А мы, охотники, идем по его следу.
— Еще одна дурня, — поворчал под нос безымянный птенец.
— Нет! — Асольг покраснела, промямлила. — Я понимаю, что тигр — хищник, и он опасен, и может напасть на яранги и малышей, и все прочее. Но разве это не печально, не страшно — абсолютное отчаянное одиночество, когда весь мир против тебя, и не на что рассчитывать, не от кого ждать помощи?
