Нет никаких сомнений, что на этот вопрос возможен только отрицательный ответ. В глазах Ткачева Лавров был человеком, не только чуждым революционному движению, но даже враждебным ему. При таких условиях у него не было ни одного из тех качеств, которыми должен был обладать редактор русского социально-революционного органа.
Лавров – чужд русскому революционному движению. В этом не сомневался Ткачев и в этом не имел серьезное основание считать себя правым. Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно вспомнить отношение Лаврова к революционному движению 60-х годов, в котором сам Ткачев с 1861 года принимал непосредственное участие, которому он отдал и свою кипучую энергию и свой незаурядный литературный талант.
П. Витязевым была сделана попытка установить то, чего не удалось установить в 1866 г. судьям Лаврова, а именно: его причастность к революционному движению, наличность у него в 60-х годах «подлинно революционного миросозерцания», «яркую революционность» его тогдашнего литературного творчества[121].
Однако попытка П. Витязева вряд ли может быть признана достаточно убедительной. Как многие либералы 60-х годов, Лавров до известной степени сочувствовал революционному движению того времени, но непосредственного участия в нем не принимал. Если он и был членом «Земли и воли» – организации, как известно, весьма умеренного на первых порах направления, работавшей при материальной поддержке со стороны весьма далеких от революции откупщиков Бенардаки и И. Утина (отца Н.И. Утина), – то, по его собственному признанию, принадлежность его к этому обществу была исключительно номинальной[122]. В тех случаях, когда радикализм резко отмежевывался от либерализма, – как это было в 1865 году во время происходившей в обществе поощрения женского труда борьбы демократической его части с аристократической, – Лавров оставался «нейтральным» и тщетно прилагал все усилия, чтобы примирить непримиримое[123].
Достаточно просмотреть «справку о полковнике Лаврове»[124] составленную III отделением менее чем за четыре месяца до его ареста и являющуюся, так сказать, полным реестром «политических преступлений» Лаврова, чтобы убедиться, что в деятельности его за время, предшествовавшее аресту, не было ничего такого, что свидетельствовало бы об его революционности (в точном смысле этого слова). Равным образом не было ничего такого обнаружено и при аресте Лаврова в 1866 г. Стихотворения, написанные им в середине 50-х годов и усиленно инкриминировавшиеся ему его судьями, носят на себе очень сильный отпечаток славянофильских взглядов. Несмотря на всю их «неблагонамеренность», не революционер писал их, а типичный обыватель из числа столпившихся у трона в момент объявления Крымской войны, разочаровавшийся в существующем государственном порядке под влиянием неудач на полях сражений и вновь воспрянувший надеждами с воцарением Александра II. Не больше, чем стихотворения, давала материала судьям не пропущенная цензурой статья Лаврова «Постепенно»
