.
Если, таким образом, в 1865 – 1866 гг., к которым относятся свидетельства Николаева и Черкезова, отношения между сторонниками «Современника» и писаревцами были настолько обостренными, то и позднее, когда непосредственные впечатления от интересующей нас полемики сгладились, отношения между двумя враждебными направлениями радикальной мысли оставались не менее враждебными[96]. Сошлемся на свидетельство неизвестного нам автора статьи, предназначавшейся в конце 1869 г. для напечатания в благосветловском журнале «Дело», но запрещенной цензурой. Статья эта была написана по поводу вышедшего в то время в свет собрания сочинений Писарева.
«В каждом городе, – пишет неизвестный нам автор в начале статьи, – где есть читающая и думающая молодежь, вы найдете две партии: одна поклоняется Добролюбову, другая – Писареву. Если эти партии имеют возможность где-нибудь сходиться, они немедленно вступают в ратоборство, и бывали случаи, когда разгоряченные борцы готовы были прибегать к аргументации более сильной, чем простое красноречие»[97].
Обостренность отношений между двумя группами радикальной интеллигенции того времени в сущности не заключает в себе ничего неожиданного и необъяснимого. Из всего сказанного выше мы могли убедиться, как глубоки были разногласия, разделявшие эти две группы. Они расходились друг с другом по самым основным вопросам русской жизни. Каким путем должно происходить дальнейшее развитие России и ее социально-политического быта: тем ли путем, каким идет Западная Европа, или каким-то другим, отличным от него, своим собственным? В чем залог лучшего будущего России: в упрочении и дальнейшем развитии своеобразных форм ее экономического быта или в ее индустриализации на манер Запада? Способны ли крестьянские массы сыграть активную роль в изменении к лучшему своего социального и экономического положения или же эта активная роль выпадает на долю других общественных групп и слоев?
Тем или иным ответом на эти вопросы определялось все дальнейшее развитие страны, все ее будущее. Вот почему столкновение противоположных мнений по этим вопросам должно было неминуемо вылиться в столь резкие формы и отличаться столь исключительной страстностью. Вопросы эти не допускали компромиссного решения. На них надо было ответить или да, или нет.
Можно ли при таких условиях рассматривать изучаемое нами столкновение как фракционную борьбу в рядах единой по своей классовой сущности социальной группы, или же, наоборот, перед нами столкновение двух различных социальных групп, – и если это так, то каких именно? Для того чтобы дать вполне точный и убедительный ответ на этот вопрос, надо было бы подвергнуть внимательному изучению социальный состав и исторические судьбы русской мелкобуржуазной интеллигенции того времени. Однако, такой задачи мы в настоящее время себе не ставим. Задача настоящей статьи – гораздо скромнее; она укладывается в рамки изучения одного лишь эпизода из истории русской общественной мысли 60-х годов. Поэтому мы в данное время можем ограничиться лишь тем выводом, который, по нашему мнению, непосредственно вытекает из всего использованного нами материала.
