От «девятнадцатого февраля» к «первому марта» (Очерки по истории народничества) | страница 55



.

Автор другого письма, полученного редакцией «Современника», некий К. Александров, писал:

«Я, вместе с большим числом известных мне молодых людей, считаю долгом заявить печатно, с одной стороны, наше полное презрение к школьным и плодовитым статьям г. „Постороннего сатирика“, а с другой стороны, наше полное сочувствие „Русскому слову“. Было время, когда „Современник“ был любимым журналом нашей молодежи, но в настоящее время смело и почти безошибочно можно сказать: не „Современник“, а „Русское слово“ стоит во главе нашей мыслящей молодежи, и уже конечно бессмысленное лаяние какого-нибудь г. „Постороннего сатирика“ не в состоянии уронить в наших глазах талантливых сотрудников „Русского слова“, в особенности г. Писарева, к которому эта мыслящая молодежь относится с такой симпатией и имя которого произносится не иначе, как с уважением»[93].

Если Писарев находил себе таких горячих сторонников среди молодежи, то и «Современник» имел не менее убежденных поклонников. К их числу относились члены наиболее влиятельного и яркого революционного кружка того времени – кружка ишутинцев.

Один из членов этого кружка, П.Ф. Николаев, в письме к покойному В.Е. Чешихину-Ветринскому, выясняя идейную физиономию своих товарищей, между прочим, писал:

«В то время, как известно, молодежь была охвачена сильным умственным течением так называемой писаревщины. Так вот, мы не только не были поклонниками Писарева, но даже его ярыми врагами, так как в его деятельности видели значительное отклонение от основных идей Чернышевского о службе народу и, главным образом, крестьянству… Позже, при развитии группы, нам, конечно, пришлось иметь… дело с целыми массами писаревцев и с этим считаться; тем не менее наше ядро оставалось в этом направлении очень прочным и последовательным». Опубликовывая это письмо, Ветринский вполне справедливо заметил, что Николаев и его товарищи имели невполне правильное представление об идеях Чернышевского, который был чужд идеализации народа, отличавшей позднейших народников[94]. Замечание Ветринского, конечно, вполне правильно, но для нас сейчас дело не в этом, а в категорическом заявлении Николаева, что та определенно народнически настроенная группа, которая составляла центр ишутинского кружка, считала себя в идейном отношении «ярыми врагами» Писарева.

Полное подтверждение этому мы находим в заметке другого члена ишутинского кружка, кн. Варлаама Черкезова. Указав на то, что его товарищи по кружку были «чистокровными народниками», и противопоставив им известного Ножина, который, будто бы, был писаревцем, Черкезов пишет: «С людьми писаревского реализма бывали у каракозовцев хорошие отношения личные и литературные, но всегда с оттенком дружественной иронии. О революционном заговоре, об организации, ими начатой, они с людьми типа Ножина никогда не заикались»