.
Конечно, в том, что ученье – свет, а неученье – тьма, не сомневались и противники Писарева из народнического лагеря. Расхождение между ними касалось вопроса о том, кого и как учить. В ответе, данном на этот вопрос Писаревым, и заключались оригинальность и своеобразие его взглядов.
«Надо распространять знания – это ясно и несомненно, – говорит Писарев, – но как распространять? – вот вопрос, который, заключая в себе всю сущность дела, никак не может считаться окончательно решенным. Взять в руки азбуку и пойти учить грамоте мещан и мужиков – это, конечно, дело доброе; но не думаю я, чтобы эта филантропическая деятельность могла повести за собой то слияние науки с жизнью, которое может и должно спасти людей от бедности, от предрассудков и от пороков». Народ ничего не знает, – это верно. Но почему он ничего не знает? Потому, отвечает Писарев, что у него нет побудительной причины для того, чтобы приняться за ученье. Когда же такая побудительная причина явится, то народ сам выучится всему, что ему необходимо знать. Что же надо сделать для того, чтобы побудительная причина, влекущая народ к учению, создалась? Надо усилить в русской жизни запрос на умственную деятельность. «Другими словами, надо увеличить число мыслящих людей в тех классах общества, которые называются образованными. В этом вся задача. В этом альфа и омега общественного прогресса. Если вы хотите образовать народ, возвышайте уровень образования в цивилизованном обществе». Вот почему: «Судьба народа решается не в народных школах, а в университетах»[84].
Воспитавшийся на идеях утопического социализма, хорошо знакомый с сочинениями Фурье, Сен-Симона, Леру и др., Писарев во многих отношениях находился под властью утопизма. Он не понимал значения борьбы классов и верил в «идею общечеловеческой солидарности», являвшуюся в его глазах «одним из основных законов человеческой природы», который, однако, «ежеминутно нарушается нашим неведением» и «своим нарушением порождает почти все хронические страдания человеческой породы». С другой стороны, он был уверен в полном совпадении правильно понятых интересов личности с интересами общества, или, другими словами, в том, что «вполне расчетливый эгоизм совершенно совпадает с результатами самого сознательного человеколюбия»[85]. Исходя из этого, Писарев считал возможным заставить «образованные и достаточные классы общества» служить интересам трудящихся. Не понимая противоположности классовых интересов предпринимателей и рабочих, Писарев верил в то, что если капиталисту дать «полное, прочное, чисто человеческое образование», то он перестанет быть эксплоататором народного труда и сделается его «мыслящим и расчетливым руководителем». «Когда вся умная часть молодежи, без различия сословия и состояния, будет жить полной умственной жизнью и смотреть на вещи рассудительно и серьезно…, тогда молодой капиталист заведет те фабрики, которые нам необходимы, и устроит их так, как того требуют общие интересы хозяина и работников»
