— В общем, с учетом регенерации, черный, — говорит он после ужина, — завтра с утра огурчиком будешь.
И посмеивается, трогая свою белую бородку. Вижу, что девушка зевает, и отправляю ее на лежанку. Она не перечит и почти сразу же засыпает. Настало время серьезного разговора.
— За что вас выгнали? — спрашиваю, когда мы остаемся наедине.
— Убийство, — пожимает плечами обыденно, словно мы говорим о каком-то обычном увлечении, а не о серьезном преступлении, — и не смотри на меня так, дело былых дней, лет сто пятьдесят прошло, не меньше.
Скрежещу зубами, уверенный, что толком и глаз сомкнуть ночью не смогу, буду охранять свою принцессу. Даже посмеиваюсь про себя, ведь действительно как в сказке «дракон-принцесса».
— Поздравляю, кстати, дочь твоя правительницей будет, — городит он какую-то чушь.
Дракон мой щерится и скалится от такого его предположения, но я пока что держу его в узде.
— Девушка — моя пара, не дочь, — цежу сквозь зубы, недовольный таким оскорблением.
— Я не слепой, — резко бросает он, а затем смотрит на спящую Златокрылую, — а про ребенка под ее сердцем.
Кашляю, бью себя кулаком по грудине. Быстро встаю и подхожу ближе, нежно притрагиваюсь к животу. Прикрываю глаза и обращаюсь к своему зверю, который впервые за долгое время вбирает в себя абсолютно все запахи. А вот после у меня расширяются от шока зрачки. Я слышу четкое биение внутри ее живота…Маленькое, слабенькое, но живое, пульсирующее.
— Боже, — шепчу, поглаживая ее в защитном жесте, — так вот почему…
— Что почему? — просыпается и сонным голосом спрашивает у меня Рания.
Покрываю поцелуями ее щеки, счастливо улыбаюсь, не веря нашему счастью.
— Дело не в ритуале, маленькая моя, — говорю с облегчением, на что она и вовсе смотрит с непониманием и недоумением.
— Ты о чем? — приподнимается и протирает глаза.
— Ты беременна, — не выдерживаю и прислоняюсь к ее пока еще плоскому животику.
Она на секунду замирает, а затем ее подрагивающая рука касается моего затылка, неуверенно поглаживает, будто не до конца осознает, что происходит.
— Как это? — голос потерянный, глаза раскосо и рассеянно смотрят по сторонам.
— Как-как, — ее непосредственность вызывает у меня улыбку, — разве ты не знаешь, как делаются дети?
У нее ошеломленный вид, и не меняется он так долго, что я начинаю переживать. Трогаю ладонями лицо и притягиваю к себе, уверенно целуя в губы.
— Ты не рада, птичка моя? — и к такому варианту готов, хоть и вызывает это горечь.
