Утром в свой первый выходной я отказалась от завтрака, не представляя, с чем сегодня мне придется столкнуться, как целителю.
Это правда, что мы можем есть спокойно в прозекторской, не замечая запахи, от которых другие будут блевать. Но видеть живых людей, поедаемых личинками мух — это совсем другое. Они смотрят на тебя глазами, полными боли и просят сказать правду, а ты сглатываешь ком в горле и улыбаешься. «Все в порядке», говорила я им, обещая очень постараться и восстановить все их травмы.
Со мной пошли Вальда, Корин и Френ. Охранники никогда не отпустили бы меня одну в нижний город, а старая целительница в этот раз решила прогуляться. Сказала, что засиделась в доме. Может быть, она хотела пообщаться с кем-то, кто не проживал в моем доме. Ведь она редко выходила на улицу сама. Занималась домашними делами, читала и ожидала меня с работы, как дуэнья сопровождала меня за покупками и на редкие сейчас прогулки. Не мудрено, что уставшая от такой жизни Варда с готовностью едет со мной в другой район города.
Оставив карету у входа, мы привычно прошли через потайной коридор и сели в другую. Более потрепанную и невзрачную. Конспирацию соблюдать приходилось мне из страха, что для моей семьи моя деятельность могла обернуться повышенным вниманием окружающих с их колючими языками.
Это в мечтах экзальтированных дамочек каждая из них могла себе позволить пешую прогулку от своего богатого дома до нижнего города. Они ведь смелые и экстраординарные. Им не страшны непонимание и осуждение собственного круга. А на самом деле они едва ли могли устроиться работать не в семейном деле. Да даже дойти в одиночестве до соседнего дома подруги — признак плохого тона. Нужно закладывать карету и ехать в ней несчастные двадцать метров.
Такие, как мы с мамой, могли сказать, что следуют традициям семьи. Про нас говорили — подчиняются собственному дару. Что мы заложники силы, которую не смогли победить целители до нас и нам не стоит стараться. Но это было бредом. Я прекрасно помнила, как не ощущала взывание дара целителя, пока училась магии воздуха. А сейчас воздух свербел во мне, требуя выхода.
Я лично подсела на благодарность в глазах вылеченного пациента. Моим наркотиком стало понимание, что я могу спасти чью-то жизнь одним движением руки. Примерно тоже испытывала мама. Но в ее случае прибавлялись обреченность и ощущение никчемности собственной жизни, появившиеся после смерти папы. Она спасалась в больнице от пустоты и одиночества.
