— Дальше некуда,— буркнула Татка и повернулась к двери.— Леша, здравствуй! Значит, в первопроходцы записываешься?
Она сказала это с усмешкой, и поди разбери, что в этой усмешке было — ласковость, ирония, сожаление, укор...
— Мы сейчас на машинку — и готово,— успокоил его Сверчков.
Он ушел, Татка подсела поближе к Лешке и, чуть улыбаясь,— губы ее подрагивали,— долго вглядывалась в него. Ему сделалось неловко и тревожно. Нескладным показалось собственное тело, он не знал, куда девать руки, и шея каменела, он боялся повернуть голову к Татке. «И чего уставилась?» — думал Лешка, начиная злиться.
Странно, за последний год Татка совсем расцвела и стала, пожалуй, красавицей, а Лешку уже не так тянуло к пей, хотя вот сейчас, оставшись один на один, он чувствовал, что волнуется почти по-прежнему. I Го все же это было какое-то иное волнение — сейчас ему не хотелось, как раньше, разговаривать с ней, смотреть на нее и любоваться, его раздражал легкий и приятный запах, идущий от ее волос.
— Ну, чего уставилась? — буркнул Лешка и наконец повернулся к ней.
Она рассмеялась и нежно, по-девичьи взъерошила его нечесаную рыжеватую шевелюру.
— Ох, Леха, Леха, все-таки смешной ты!
«Завела свое»,— нахмурился он.
— Приехать на аэродром проводить тебя? — спросила она, вставая, и тут же игриво прищурилась: — Или Леночку Поливину прислать?
— Один хорошо улечу.
...Вездеход резко рванул в сторону и круто затормозил. Всех мотануло, Лешка чуть не полетел с сиденья.
— Вылезай, приехали! — крикнул Антоха Пьянков, водитель.
Они выбрались из тягача. Две передние машины, врезавшись в плетенье стылого голого осинника, замерли на уклоне.
— Речка,— сказал кто-то.
Лешка не сразу понял, что пологие белые барханчики за осинником и есть речка. На плотных сугробах шевелилась сухая снежная пыль.
Надо было обследовать переправу. Дело несложное — разгрести снег и долбить лед, чтобы проверить, достаточно ли толст он и крепок. Охотников долбить было много: хорошая разминка.
Лешка долбить не стал — просто топтался в снегу, оглядывал лес и для согрева пошевеливал плечами.
— Что, Казахстан, холодно? — К нему обращался Виктор Карданов, командир десанта, которого все звали комиссаром.
— Не,— сказал Лешка; что у них в Казахстане морозы тоже бывают, он говорить не стал.
— Закуривай,— комиссар протянул сигареты.
— Не курю, спасибо.
— Ну и молодец,— ранодушно сказал Карданов и, достав из планшета карту, принялся рассматривать ее.
