Карданов выкликал по списку, и вызванный подходил к столу, под свет переносного фонаря, и расписывался.
Лешке, наверное, не хватало как раз этого момента. После строгих и чуть торжественных речей Маныгина и Карданова его распаленное сердце ждало чего-то необычного, и непутевые, на его взгляд, мелочные и несерьезные вопросы и замечания ребят были вовсе не к месту. Они нарушали, сминая, значительность всего, что происходило. Лешка даже злился, ему было совестно за товарищей.
А сейчас, когда в хмурой морозной ночи, при неровном свете затухающего костра, окруженные, казалось, непроходимой тайгой, потянулись ребята к столу, чтобы поставить подписи под «Уставом первопроходцев», все сделалось для Лешки опять торжественным и строгим.
— Как в армии под присягой расписывались,— сказал кто-то рядом, Лешка обернулся и удивился: то был Антоха Пьянков.— А хотя ты еще зеленый, навряд ли поймешь,— ухмыльнулся Антоха.
Зря ухмылялся. Тревожно и горделиво звенело что-то в груди у Лешки, когда он, склонившись над столом, вывел старательно и четко: «А. Новожилов».
