А се священномученикъ Патрекей глаголеть:[41] «Два места уготова Богъ: едино исполнено благых, а другое — тмы и огня исполнено».
То же, брате, не речено Богомъ видети человекомъ святаго рая, а мукы и ныне суть на западе. Много детей моихъ, новогородцевъ, видоки тому на Дышучемь мори:[42] червь неусыпающий, и скрежеть зубный, и река молненая Моргъ, и что вода входить въ преисподняя и пакы исходить 3-жды днемь.[43] И та вся места мучимая не погибоша, а место се святое како погибе, повежь ми, брате, в немь же есть и Пречистая Богородица, и множесьтво святых, еже по въскресении Господни явишася многимъ въ Иерусалиме и паки внидоша в рай? Речено бо имъ есть: «Уже пламенное оружие не хранить вратъ Едемьскыхъ»; приде бо Спасъ мой, вопия вернымъ: «Внидете паки в рай!»
И се, брате, въ «Блаженнех»[44] молвитъ: «Снеди ради древняя изведе из рая врагъ Адама, крестом же разбойника Христосъ в онь введе».
И егда же приближися преставление Владычици нашея Богородица, аггелъ вравье принесе, ветви из рая,[45] являя, где ей быти. А еже рай мысленый есть, то почто видиму ветвь сию аггелъ принесе, а не мыслену есть? Апостоли видеша, множество и неверныхъ жидовъ ветвь сю видеша.
Ни едино же дело Божие есть тленно, но вся дела Божиа нетленна суть, самовидець есмь сему, брате. Егда Христос, иды на страсть волную, и затвори своима рукама врата градная, — и до сего дни не отворени суть. А егда постився Христос надь Ерданомъ; своима очима виделъ есмь постницу его, сто фуникъ Христос посадилъ — не движими суть и до ныне, не погибли, ни погнили.[46]
Или, брате, имешь себе мыслити, аще насади Богъ на въстоце рай, почто обретеся въ Ерусалиме, тело Адамле?[47] То не веси ли, брате, службу аггельскую, коль скоро свершають, без износимых речей служать Богу, во мьгновении ока землю прорыщуть и небеса преходять? Мощно бо есть Богови единемъ словомъ Адама из рая въ Иерусалиме поставити; и херувиму повеле хранити врата Едемьская, а по въскресении своемь повеле Адаму въ рай внити и множество святых с нимъ. Слово и дело есть въскоре.
А то место святаго рая находилъ Моиславъ-новгородец[48] и сынъ его Ияковъ; а всех ихъ было три юмы,[49] и одина от нихъ погибла, много блудивъ, и две ихъ потомъ долго носило море ветромъ, и принесло ихъ к высокымъ горамъ.[50] И ведеша на горе той написанъ Деиисусъ лазоремъ чюднымъ[51] и велми издивленъ, паче меры, яко не человечьскыма рукама творенъ, но Божиею благодатью. И светъ бысть в месте томъ самосияненъ, яко не мочи человеку исповедати.
