и рипидьи и всего строенья церковьнаго златомъ и каменьемь драгимъ и жемчюгомъ великимъ велми много, а трие ерусалимъ велми велиции, иже от злата чиста, от каменья многоценьна устрои: и всими виды и устроеньемъ подобна быста удивлению Соломонове Святая Святыхъ. И въ Боголюбомъ, и въ Володимере городе верхъ бо златомь устрои и комары позолоти и поясъ златомъ устрои, каменьемь усвети, и столпъ позлати, и изовну церкви и по комаромъ же поткы золоты и кубъкы, и ветрила золотомъ устроена постави, и по всеи церкви и по комаромъ около.
Посемъ же иныи церкви многы камены постави различные и монастыре многи созда, на весь бо церковьныи чинъ и на церковникы отверъзлъ бяше Богъ сердечне очи. Не помрачи ума своего пьяньствомь, и кормитель бяшеть черньцемь и черницамъ, и убогымъ, и всякому чину яко вьзлюбленыи отець бяшеть, паче же милостынею бяше милостивъ, слыша Господа глаголюща: «Аще створите братьи меньшии моеи, то мне створисте»,[491] и пакы Давидъ глаголеть: «Блаженъ мужь милуя и дая весь день, о Господе не поткнется». Мужьство и умъ в немъ живяше, правда же истина с нимъ ходяста. И иного добродеяния много в нем бяше, и всякъ обычаи добронравенъ имеяшеть: в нощь въходяшеть в церквь и свищи въжигивашеть сам и, видя образъ Божии, на иконахъ написанъ, взирая, яко на самаго творця; и вси святее написаны на иконахъ видя, смиряя образъ свои скрушеномь сердцемъ и уздыханье от сердца износя, и слезы от очью испущая, покаянье Давидово приимая, плачася о грисехъ своихъ, възлюбивъ нетлененая паче тленьныхъ и небесная паче времененыхъ и царство съ святыми у вседержителя Бога паче притекущаго сего царьства земльного, и всею добродетелью бе украшенъ, вторыи мудрыи Соломонъ бяшеть же.
И сю добродетель имея: веляшеть по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное болнымъ и нищимъ на потребу, и, видя всякого нища приходящего к собе просить, подавая имъ прошенья ихъ, глаголя тако, еда «се есть Христосъ пришедъ испытать мене», и тако приимаше всякого приходящего к нему, яко же Христос заповеда, рече: «Аще симь меньшимъ створисте братьи моеи, то мне створисте», и то помняше слово в сердци всегда. Темъ достоино от Бога победныи венець приялъ еси, княже Андрею, мужьству тезоимените братома благоумныма, святыма страстотерпцема[492] вьследовалъ еси, кровью умы вся страдания ти. Аще бо не напасть, то не венець, аще ли не мука, то ни дарове: всякыи бо держася добродетели, не можеть бо безо многихъ врагъ быти. Князь же Андреи, вражное убииство слышавъ напередъ до себе, духомъ разгореся божественымъ, и ни во что же вмени, глаголя: «Господа Бога моего Вседержителя и Творьца своего возлюблении людье на кресте пригвоздиша, глаголяще: “кровь его буди на насъ и на чадехъ нашихъ”; и пакы глаголющее слово усты святых еуангелистъ: «Аще кто положить душю свою за другъ свои, можетъ мои ученикъ быти».
