Си же бе образ святаго крещения. Понеже не всегда вода та ицеляше, нъ егда ю ангел възмутяше. Ныня же к крещения купели сам ангельскый владыка, Святый Дух, приходя освящает ю и даеть сдравие душам и телом, и грехом очищение; аще кто слеп есть разумомь, ли хром невериемь, ли сух мнозех безаконий отчаяниемь, ли раслаблен еретичьскымь учениемь, — всех вода крещения съдравы творить. Она купель многы приимающи, а единого ицеляше, и то же не всегда, нъ единою лета, — а крещения купель по вся дьни многы оживляющи съдравы створить. К крещению бо аще и всея земля придуть человеци, не умалиться Божия благодать, всем дающи ицеление от греховных недуг.
Рьцем же о Господни благодати, како приде к Овчи купели и виде человека раслаблена, долго время на одре в недузе лежаща, и въпроси его, глаголя: «Хощеши ли сдрав быти?» «Ей, — рече, — Господи! Хотел бых, нъ не имею человека, да бы по възмущении ангелове въвергл мя бы в купель.[455] Нъ аще мя еси о сдравии, Владыко, въпросил, то крътъце послушай моего ответа, да ти своея болезни напасть исповеде. 30 и 8 лет на одре семь, недугомь пригвожден, слежю; греси мои вся уды телесе моего раслабиша, а душа моя преже страсти поношении бодома бысть. Богови ся молю, и не послушаеть мене, зане превъзидоша безакония моя главу мою.[456] Врачем издаях все мое имение и помощи улучити не възмогох, несть бо зелия, могуща Божию казнь пременити. Знаемии мои гнушаються мене, смрад бо мой всякоя утехы лиши мя; и ближьнии мои стыдяться мною, яко чюжь бых страсти ради братии моей. Вси человеци мною кльнуться, а утешающаго не обретох. Мьртва ли себе нареку? Нъ чрево ми пища желаеть, и язык от жажа исыхаеть! Жива ли себе помышлю? Нъ не тъкмо въстати с одра, нъ ни подвигнути себе не могу. Нозе имею непоступьне, руце же не тъчию безделне, нъ ни осязати себе тема съвладею. Непогребенъ мьртвьць разумею ся, и одр сь гроб ми есть. Мьртв есмь в живых и жив есмь в мьртвых: ибо яко жив питаю ся и якоже мьртв не делаю. Мучим же есмь, акы в аде, бестудиемь поносящих ми; смех бо есмь унотам, укаряющимъся мною, и старцем же лежю притъча к наказанию. Мною вси глумяться, аз же сугубо страждю: утрьуду болезнь клещить мя, вънеуду досадами укоризньник стужаю си. От всех бо пльвание слин покрываеть мя. Двое сетование объдержить мя: глад паче недуга преодалаеть ми; аще бо и брашно обрящю, нъ в уста рукою въложити его не могу; всем молюся, дабы мя кто накърмил, и бываеть делим мой бедный укрух с питающими мя. Стоню съ слзами, томим болезнию недуга моего, и никтоже придеть посетить мене; един злостражю, никымьже видим. Егда же останъци трапез богобойных людий принесени будуть сде, скоро притекуть приставници Овчая купели, и не тако пси Лазоревы облизаху струпы,
