И отвещаша же ему: «Достоино и право глаголеши, гости». И от сего же паче начаша на немь чьсть имети. Каганъ же чашю вземъ и рече: «Пиемъ во имя Бога единого, створшаго всю тварь». Философъ же чашю вземъ и рече: «Пию въ единого Бога и Словесе его, имъже небеса утвердишася, и животворящаго Духа, имже вся сила ихъ състоить». Отвеща к нему каганъ: «Вси равно глаголемъ. О семь токмо различно держимъ: вы бо Троицю славите, а мы Бога единого, улучьше книгы». Философъ же рече: «Слово и духъ книги проповедають. Аще кто тобе чьсть творить, твоего же словесе и духа не в чьсть имееть; другыи же пакы все трое въ чьсть имееть — которыи от обою есть чтивеи?» Онъ же рече: «Иже все трое въ чьсть имееть». Философъ же отвеща: «Темъже мы боле волею творимъ, вещьми сказающе и пророкъ слушающе. Исаия бо рече: „Слушаи мене, Иякове Израилю, егоже азъ зову: азъ есмь пьрвыи, азъ есмь въ векы".
[90] И ныне Господь посла мя и Духъ его». Июдеи же, стояще около его, ркоша ему: «Рчи убо, како можеть женьскъ родъ Бога вместити въ црево, на ньже не можеть никтоже възрети, а нели родити и». Философъ же показавъ перстомъ на кагана и на перваго советника и рече: «Аще кто речеть, яко пьрвыи советникъ не можеть чредити кагана и пакы же речеть, последнии рабъ его сего
можеть кагана ичредити и и чьсть ему створити — что имеемъ наречи и, скажите ми, неистова ли или несмыслена?» Они же реша: «И зело неистова». Философъ же к нимъ рече: «Что есть от видимыя твари чьстнее всехъ?» Отвеща же ему: «Чьловекъ по образу Божию сътворенъ есть». Пакы же рече к нимъ Философъ: «То како не суть треснове, иже глаголють, яко не можеть вместитися Богъ въ чьловека? А онъ в купину ся вмести и въ облакъ, и в бурю, и дымъ, явлеся Моисеови и Иову. Како бо можеши иному болящю, а иного ицилити? Чьловечьску убо роду на истление пришедъшю, от кого бо пакы бы обновление приялъ, аще не от самого Творча? Отвещаите ми, ащь врачь, хотя приложити пластырь болящимъ, приложить ли или древе или камени? И явить ли от сего чьловека исцелевъша? И како Моиси рече Духомъ Святымъ въ своеи молитве, руце простеръ: „
Въ горекаменнии и въ гласе трубнемь не являи ны ся к тому, Господи щедрыи, но вселивъся в нашю утробу, отъимъ наша грехы".
[91] Акюла
[92] бо тако глаголеть». И тако разидошася съ обеда, нарекше дьнь, во ньже
беседують о всихъ сихъ.
Седъ же пакы Философъ с каганомъ и рече: «Азъ убо есмь чьловекъ единъ въ васъ без рода и другъ. И о Бозе же ся стязаемъ вси, емуже суть в руку всякая сьрдца наша. От васъ же иже суть силнеи въ словесехъ. Беседующемъ намъ, еже разумеють — да
