во славный свой градъ Москву в ворота Боровицкие,
[56] и внесоша его во постельные хоромы. Того же дни приеде к великому князю братъ его князь Ондрей Иванович.
И нача князь велики думати з бояры, а тогда бысть у него бояр: князь Василей Васильевич Шуйской, Михайло Юрьевич, Михайло Семенович Воронцов, и казначей Петръ Иванович Головинъ, и дворецкой его тверский Иван Юрьевичь Шигона, и дьякъ его Меншой Путятин, Федор Мишюрин. Призва къ собе и начатъ князь велики говорити о своемъ сыну, о князе Иване, и о своемъ великомъ княжении, и о своей духовной грамоте, понеже сынъ его млад, токмо трех летъ, на четвертой, и како строитися царству после его.
И тогда князь велики приказа писати духовную свою грамоту дьяку своему Григорью Никитину Меншому Путятину, и у него велел быти в товарыщех дьяку же своему Федору Мишюрину. Тогда же князь велики прибави къ собе в думу к духовной грамоте бояр своихъ: князя Ивана Васильевича Шюйского, да князя Михайла Васильевича Тучкова,[57] да князя Михайла Лвовича Глинского, прибавил потому, поговоря з бояры, что ему в родстве по жене его, по великой княгине Елене. И тогда же приеде к великому князю братъ его князь Юрьи Иванович вскоре на Москву.
И нача же с теми бояры думати князь велики и приказывать о своемъ сыну великом князе Иване, и о великой княгине Елене, и о своемъ сыну князи Юрьи Васильевиче, и о своей духовной грамоте.
И нача же думати со отцемъ своимъ митрополитомъ Даниломъ, и со владыкою коломенскимъ Васияномъ, и старцомъ своимъ Мисаиломъ Сукинымъ, и со отцемъ своимъ духовнымъ Алексеемъ протопопомъ, чтобы ему во иноческий образ облещися, понеже бо давно мысль его предлежаше в чернечество. И еще же бе на Волоце, князь велики приказал старцу своему Мисаилу Сукину да отцу своему духовному Алексею: «Чтобы есте того не учинили, старец Мисайло, протопопъ Алексей, что вамъ мене в беломъ платьи положити. Хоти бы яз и здоров быль, но мысль моя и желание сердечно предлежить в чернечество». А на Волоце же князь великий старцу своему Мисаилу повеле собе платие приготовити чернечское. Еще же ему на пути едучи к Москве, и призва къ собе дворецкого своего тверскаго Ивана Юрьевича Шигону да дьяка своего Меньшого Путятина, и нача имъ мысль приказывати о чернечестве его, не положили бы в белом платии.
И повеле князь велики тайно служити у Благовещения[58] в приделе в Васильи в Великомъ[59] благовещенскому попу Григорью, а на обедни туто были владыка коломенский Васьян, да Мисайло Сукин, да протопоп Алексей, и нес к великому князю дары
