Фуст, Бурт и Хая стояли в углу, как отдельный особняк среди деревенских домиков. Хотя, со стороны этот особняк скорее воспринимался, как дом с приведениями.
— Я ведь порву его, как тузик грелку! — вспыхивала горелка, по имени Фуст. Подливание спирта лишь увеличивало размер пламени. — Тут должен жить я!
— А этих… ребят ты не боишься? — Хая, попыхивая папиросой, показала рукой в углы, где покоились големы.
— В конце концов, я алхимик и волшебник! Если захочу — то…
— Если захочешь, что что, м? Попревращаешь их всех в лягушек? Сожжешь щелчком пальцев?
— Если захочу — то да! Я такое могу!
— Вот те на, никто не может, а он — может! — рассмеялся Буртсон. — Ты что, припрятал себе карамельку Магната?
— Я эту гадость не жру! — создатель Философского Камня был уже на грани. — Но это все моя заслуга! Если бы не треклятый камень, то ничего этого не было… Все это золото должно быть моим, понимаете?! Он его не заслужил!
— Ну так, что ты стоишь, — просипел Бурт. — Вот он, мэр Бурббон, стоит себе в сторонке. Иди и выскажи ему все, м?
Горелка внезапно потухла.
— Знаете, я все-таки пора повременю…
— Ну и славно, — рассмеялась создательница эликсиров жизни, — наслаждайся вечером, он обещает быть интересным.
— Тут ты права, — наконец-то принял чужое мнение Фуст. Такое событие происходило с той же редкостью, с которой кометы падают на планету. — Интересно, что же этот пес задумал…
— Ты так и не догадался? — поднял бровь работодатель Инфиона.
— Моя голова была занята другими мыслями, — отмахнулся старик в фиолетовой мантии.
— Ну тогда, смотри и наслаждайся…
— Как думаешь, он не осечется? — повернулась Хая к Буртсону. — Я его предупредила еще тогда…
— Думаю — нет, — Бурт внимательно поглядел на свой бокал и поболтал его, понаблюдав за поведением жидкости. — Поживем — увидим. Совсем скоро.
Госпожа Лакрицца, закончив рассматривать свое отражение в золотой стене, взялась за бокал. Как же все-таки приятно было вырваться из привычных будней, во время которых она продавала всякие кожаные изделия действительно хорошего качества.
Она наконец-то дотянулась до фужера с виски и коснулась его черными от помады губами. Лакрицца слегка поцокала, циркулируя алкоголь у себя во рту, а потом проглотила виски. Лицо ее начало метаморфозы, которые являли собой весь калейдоскоп человеческих эмоций. Прекрасное личико дамы было похоже на сложную химическую фабрику, которая на данный момент определяла состав жидкости из бокала.
