Ужинали, как обычно в такое время года, во дворе. Вечер выдался тихим, над головами зажигались, перемигиваясь, звёзды, дневная жара спадала, со стороны лимана потягивало приятной свежестью и прохладой. Потрескивая и рассыпая искры, двор освещали два факела.
— Я вижу, у вас тут, в Ольвии, в семьях полнейшая демократия, — заметил, усмехнувшись, Лемох и взглянул на сидевших за столом Мелиссу и Тимона. — У нас, в Афинах, такое крайне редко увидишь. Если вообще увидишь.
— Да и в Ольвии не так уж часто можно наблюдать подобное, — сказал Фокрит. — Я один из немногих, кто считает, что если демократия, то демократия должна быть повсюду: и на Агоре, и в семье. Впрочем, и на Агоре я не вижу настоящей демократии. Я имею в виду отсутствие там женщин. Женщина у нас, что, какое-то низшее существо? Или она глупее мужчины? Нисколько! Иные женщины намного умнее и хитрее многих мужчин. Есть такие и у вас, в Афинах. Слухи про Аспазию[92] и до нас дошли.
— В твоих словах есть доля правды, — поразмыслив, сказал гость. — И даже большая, если хорошенько призадуматься. Но устои, которые складывались веками, вряд ли кому удастся изменить, как ни старайся. Тем более что такое положение дел очень многих устраивает. Имею в виду тех же мужчин.
— Тут тебе не возразишь, — вздохнув, согласился Фокрит. — Но хоть в своём доме, в своей семье я могу придерживаться своих принципов? Могу. Вот я и придерживаюсь их.
— Пожалуй, это единственное, что ты можешь себе позволить, дружище Фокрит.
Лемох, вопреки своей суровой, можно сказать, аскетической внешности — высокий, атлетически сложенный, с заметными залысинами на крупной голове и тонким горбатым носом, — оказался человеком общительным и рассказчиком незаурядным. Он охотно рассказал о последних афинских новостях, затем — о своём плавании в Ольвию и сопутствовавших ему приключениях, приукрашивая свой рассказ занимательными подробностями.
Вспомнив о разговоре с Софоном, в котором упоминался его брат Горгий, Фокрит спросил:
— Не мог бы ты, дружище Лемох, толком нам рассказать, что это за штука такая — Олимпийские игры? Может, ты слыхал что-нибудь о них?
— Почему «слыхал»? — удивился Лемох. — Я видел эти Игры. Клянусь Зевсом! Вот этими глазами! В позапрошлом году, на восемьдесят пятой Олимпиаде.
— Серьёзно? — не сразу поверил Фокрит.
— Неужели я похож на пустозвона?
— Тогда рассказывай! Мы от тебя не отстанем, пока не расскажешь обо всём, что ты там видел. Во-первых, как ты туда попал? При твоей-то занятости?
