Саша нот не знал и решил петь. Родион забыл слова, зато превосходно помнил ноты. Марс помнил и то и то, и собирался быть на подхвате. Жаль, мне хотелось послушать пение Родиона ещё раз, почувствовать мурашки по спине.
Казалось, парень едва стоял на ногах. Едва он убрал руку с крышки рояля, как его занесло, но он уверенно простёр ладонь над клавишами, готовясь вступить. Целостный, несокрушимый, непокорённый — так я подумала о нём тогда. И мурашки всё-таки пришли.
— Поехали, — Марс возомнил себя Гагариным и начал.
Он коснулся клавиш на удивление мягко и ритмично, начав наигрывать трогательную и красивую мелодию. Родион тоже вступил, делая яркие акценты на определённых нотах. В сравнении с Марсом, он играл импульсивнее, порывистее, резче, а иногда с чрезмерной силой давил на клавиши, что меняло общий характер мелодии с плавной и лёгкой на экспрессивную и эмоциональную.
Темперамент и страсть, пыл и экспансия — это был Родион, а нежность, сдержанность и умиротворение — Марс. В этом противопоставлении они дополняли друг друга. Игра в четыре руки отождествляла чувственную и разумную составляющие, которые всё никак не найдут согласие между собой, но и друг без друга не могут, противореча даже в гармонии.
Меньше всего я ожидала от Родиона чего-то подобного. Он снова поразил меня, развёл на эмоции. Я зауважала его с новой силой, ошеломлённая, поняла, что ещё больше влюбляюсь.
Хорошо, что он всё-таки не пел, впечатлений с лихвой хватало от его игры. Пел Саша. Сильно, уверенно, стройно. Голос выше тембром, в другой тональности. Ноты тянул хорошо, все одинаковой высоты, не скакали, местами даже проступали интересные вокальные фишки, но всё-таки его голос звучал не так профессионально, как у Родиона.
Диапазон Саши казался небольшим и превосходным для бэка. Не думаю, что он учился искусству пения. Хотя я могла ошибаться. Не хотелось обижать Сашу, мне понравилось, как он пел. К тому же он искренне наслаждался процессом: это читалось по мимике, жестам и чувственности в голосе. Будь я сентиментальнее, наверное, разрыдалась бы, но и так меня до глубины души тронули и игра, и пение.
Кроме того, в памяти всплыли мои уроки сольфеджио и теории музыки. Воспоминания грели душу, я почти ощутила клавишы под пальцами.
И ещё меня порадовало, что и Родион, и Саша знали ноты, без проблем играли и пели по ним. Нечасто встретишь хорошего музыканта, для которого песня, расписанная нотам, а не табулатурой, не превращалась в неразрешимую головоломку.
