— Кто ты такой и что тебе здесь надо?! — возмущённо воскликнул муэдзин, когда неизвестный остановился возле него и начал сбрасывать вниз листки бумаги.
— На, держи! — неизвестный сунул ему в руки несколько листков, а сам, посмотрев тоскливо с высоты на землю, устремился обратно вниз по лестнице, туда, где янычары пытались взломать дверь, ведущую в минарет.
Вукол не был ни воином, ни душегубом и сражаться не собирался. Но прекрасно понимал — живым сдаваться нельзя, потому что пытки будут ужасны. Однако и самоубийство ему претило, поэтому прыгать с минарета мужчина не решился. Но если прыгнуть на вооружённого врага, то он в злобе своей, скорее всего, применит оружие… Подобрав с пола кусок строительного камня, Вукол тяжело вздохнул, несколько раз перекрестился и, шепча молитву, застыл у двери, которая вот-вот должна была рухнуть под натиском разъярённой стражи…
— А-а! — грозно крикнул он и, зажимая в поднятой руке камень, прыгнул на янычар…
В этот же день его отрубленную голову, насаженную на копьё, носили по улицам города и оповещали всех жителей, что так будет с каждым, кто пойдёт против воли султана. На одной из улиц двое мужчин, одетых на восточный манер, проявили необычную заинтересованность к отрубленной голове.
— Фарух, гляди — это же наш связник, с которым мы должны были встретиться.
— Тише, Азамат, я вижу.
— Интересно, что произошло?
— А это мы сейчас узнаем, — и мужчина обратился с вопросом к тому, кто нёс на копье голову.
Очень быстро выяснилась, что «носильщик», которого сопровождали несколько грозных стражников, и есть тот самый человек, чьими стараниями был пойман злодей, прислуживающий врагам султана.
— Дурак и хвастун, — брезгливо сплюнул Фарух.
— Что станем делать? — поинтересовался Азамат.
— Собаке — собачья смерть, — ответил напарник. — Султан должен увидеть, что происходит с предателями.
Утром следующего дня муэдзин, спешащий к минарету возле Софийского собора, с ужасом обнаружил висельника. Его тело слегка покачивалось на верёвке, привязанной к одной из веток дерева, что росло недалеко от входа в здание. К груди покойника кинжалом была приколота вчерашняя листовка. Только она имела одно существенное изменение… Поверх старых надписей шла кровавая арабская вязь: «Я иду».
Знал ли принц Джем, что «он идёт»? С одной стороны — да, он шёл… Но о его пути мы расскажем чуть попозже. А вот листовки разбрасывали уже третий раз за минувший год. Делалось это по нескольким причинам. Во-первых: все средиземноморские государства пристально следили друг за другом. И если где-то что-то случалось, то новости разносились достаточно быстро. Во-вторых: в Венеции находился Андрей Палеолог. Его действия требовали прикрытия. Если в Османской империи будет тишь, гладь, да Божья благодать, то и венецианское правительство призадумается, а не водит ли их потомственный Византийский император за нос? И вообще, зачем ссориться с турками, когда с соседом (с Феррарой) война проходит не слишком удачно? Воевать на два фронта никто не любит. И в-третьих: провокационные листовки в центре столицы сильно бьют по престижу власти. Если кто-то осмелился это сделать, значит, чувствует силу за собой. И тут уже не только мирные жители начинают позволять себе отпускать словесные вольности по отношению к султану, но, что ещё хуже, его воины…
