Я искоса посматривала на него, отмечая некоторые вещи, которые не заметила при наших нечастых встречах. У него были очень красивые руки. Совершенно непохожие на руки Давида Нузгаровича. Как сказала Эдит Пиаф: «Мужчина с красивыми руками, не может быть уродливым внутри». Это были руки, которые могут выполнять самую грубую работу… а в минуты близости становятся страстными, жаждущими, ненасытными, иногда даже, может быть, грубыми… Под узкими джинсами бугрились мышцы крепких ног, под белой футболкой угадывался твердый живот. Меня окатило волной жара, и я испугалась собственных чувств.
— Что ты здесь делала?
Меня словно на землю вернули. Что со мной такое?
— Здесь живет мой брат, — ответила я.
— И поэтому ты ночью звонишь незнакомому мужчине, чтобы он забрал тебя? — на секунду он повернулся ко мне и полоснул тяжелым взглядом.
— Я бы не хотела об этом говорить, — твердо сказала я, надеясь, что он поймет и перестанет спрашивать. — Извини, что выдернула тебя ночью.
— Не хочешь — не говори, но тебе все равно когда-то придется рассказать мне всё, — уверенно произнес он, и его рука уверенно легла на мое колено.
Когда это сделал Давид Нузгарович, я испытала совершенно другие чувства. Но теперь я просто растекалась по сидению, ощущая теплоту и силу его пальцев.
— Ты замерзла. Мне бы хотелось погреть тебя, — его рука скользнула выше и замерла на внутренней стороне бедра, касаясь пальцами грубой ширинки джинс.
— Мне кажется… — начала было я, но он неожиданно убрал руку и положил ее на руль.
— Что тебе кажется?
— Мы… слишком быстро едем, — выдавила я, до сих пор ощущая жар в том месте, где была его ладонь.
— Не бойся, — хмыкнул он. — С тобой ничего не случится.
В его обществе я терялась, ощущала себя неуклюжей и косноязычной. В автомобиле пахло его одеколоном, и я наслаждалась этим ароматом, окутывающим меня со всех сторон. Волнение от его присутствия не проходило и не становилось слабее, даже мой побег из дома брата казался против него каким-то незначительным происшествием.
— А ты не так проста, как кажешься, — обратился ко мне Спартак, и снова его рука оставила руль и легла мне на шею, пробравшись под волосы. — Таинственная незнакомка.
От этого, по-хозяйски сильного, прикосновения у меня по спине пробежало электричество. Его палец поглаживал меня за ухом, словно кошку, и я чуть не выгнулась навстречу его руке.
— Что ты делаешь? — мой голос прозвучал слабо и неуверенно.
— Глажу тебя, — ответил он, улыбаясь.
