Второй вариант — это если баронесса была бы в положении. Насколько он знал по последним новостям, это пока не так, но путь в Кастильяну не близкий, барон — вассал герцога Бетисского, новости до Пуэбло оттуда доходят с изрядной задержкой. Да и не то у него положение в замке, чтобы знать все новости о соседях. Что делать в этом случае, если сеньора не сможет приехать в принципе — он не знал. Просто не знал.
Слава всем святым, у них получилось! У выбежавшего к воротам сотника отлегло от сердца. Ибо один из въехавших в ворота воинов, облачённый лишь в лёгкую кольчугу, стащил с головы кожаный шлем, из под которого водопадом рассыпались густые длинные рыжие волосы.
— Баронесса!..
— Хозяйка!..
— Сеньорита Астрид!.. — покатилось по толпе выбежавших встречать кавалькаду слуг.
— Баронесса Кастильяна! — Он склонился в низком поклоне. — Астрид, мы ждём тебя, молясь всем святым, чтобы ты приехала, — добавил уже тише, чтобы слышала одна она.
Девочка, которую он носил в детстве на руках, помогая старому другу Харальду её укладывать, которую воспитывал, учил стрелять из лука… Его непоседа Астрид была не в положении! И примчалась сюда, судя по довольным рожам бойцов и их численности (все кто уехал приехали) — без боя. Возможно даже стукнув мужу кулаком по столу — он та ещё тряпка. Эта девочка ловко спрыгнула с боевого коня и неуверенной походкой (несколько часов в седле) подошла.
— Дядька Вермунд, не будем терять время. Веди, где он?
— В мастерской. Скорее! Расступились, а ну расступились, канальи! — рявкнул сотник на прислугу, загораживающую дорогу. Два стоящих рядом приданных ему отрока гвардейской стражи заработали плечами и кулаками.
Мастерская. По его знаку дверь отвалили. Ещё несколько дней назад при отвале двери там стоял жар; изнутри на тебя шла волна горячего воздуха. Всегда горячего, когда б ни отваливали. Но слава всевышнему, Ричи стал выбиваться из сил, и приступы повторялись всё реже и реже. Он сам со слугами несколько раз заходил внутрь, им удавалось поить юного графа, и даже пару раз всунуть в него что-то съестное. Но потом снова начинался приступ, и в комнате сгорало всё, что они оставляли, кроме, разве, черепков от битых кувшинов. Конец зимы, на улице было холодно (пусть морозы уже ушли), но любой плед, любое одеяло, что оставляли, прикрывая юного графа от наготы, его приступы не переживали.
— Ричи! Ричи, милый! — забежала внутрь и встала ступором баронесса.
Лежащий на голом камне обнажённый парень открыл глаза. Баронесса присела перед ним на колени, взяла в руки его голову.
