К ней стали чаще ездить сын и дочь, с внуками, и тоже привозили гостинцы. Иногда даже оставались с ночёвкой. А чего бы не оставаться? Дом-то большой, тихо, воздух упоительный...
Так она и прожила эти шесть лет в приятных заботах и трудах, в миру и в ладу с собой, природой и людьми.
Случилось всё на седьмой май её вдовства. Дождалась бабка Анисья хорошей погоды, взяла пару корзин и отправилась собирать подорожник. У неё уже давно были свои места для каждого растения, но в этот раз её почему-то захотелось перемены какой-то, чего-то нового, хотя что может быть нового в деревенских окрестностях для старожила... И всё-таки она пошла в другую сторону, и не пожалела. В одном из овражков она обнаружила и взяла на заметку заросли чистотела, который был в её деле просто незаменим, и неподалёку лесную малину, тоже в изрядном количестве. День был замечательный, солнечный, но не очень жаркий. Она быстро набрала полные корзины листьев и уже двигалась по направлению к дому, когда услышала со стороны деревни то ли стрельбу, то ли приглушённые взрывы. Бабка Анисья прибавила шагу, проскочила овражек с чистотелом и малиной, деревенскую свалку и выскочила прямиком к пруду. Поднимаясь по зелёному косогору, к дому Терещенковых двигалась, галдя, хохоча и матерясь, ватага подростков, возглавляемая тремя терещенковскими обалдуями - Лёшкой, Колькой и Сашкой. На бережку, прямо у воды дымились остатки костерка. Бабка Анисья сокрушённо покачала головой: Манька Терещенко, кожа да кости, убивается на огородах да со скотиной, а эти три лоботряса маются от безделья... Эха... Что за жизнь... И тут краем глаза заметила в воде какое-то шевеление - то ли рыба от взрыва всплыла, то ли ласточка в погоне за мошкарой в воду упала и выплыть не может...
Бабка Анисья поставила корзины на траву и спустилась к воде. К своему ужасу она увидела барахтающегося довольно далеко от берега котёнка, привязанного за задние лапки к трём обгорелым петардам. Только ему удавалось их оседлать, как они сразу же переворачивались, и он опять оказывался под водой. Не раздумывая, как была в туфлях, не подоткнув подола, она полезла в ледяную воду, добравшуюся её до груди, когда она, наконец, смогла достать котёнка. Выбравшись с трудом из пруда, она ножичком обрезала верёвки, сунула котёнка в корзину и, промокшая насквозь и замёрзшая, поспешила домой.
Котёнок, недель двух от роду (только-только глазки открылись), был сильно обожжён и изранен. Полдня провозилась с ним бабка Анисья, обрабатывала раны, устраивала место и туалет, то разогревала, то остужала ему молоко и пыталась его покормить, но он только метался и душераздирающе орал. В конце концов, она отрезала от старого вылезшего пухового платка нужный кусок, завернула в него котёнка и сунула себе запазуху. Там он быстро пригрелся, присмирел и затих, и она, время от времени проверяя, живой ли, занялась делами. К ночи ей удалось покормить его из пипетки, и она легла спать, удобно устроив его всё в том же куске платка у себя под одеялом.
