Конечно, иногда папа говорил, что если бы хотел сына, то завёл бы мальчика, но юная мисс Киттлер категорически отказывалась носить платья, юбки и даже пальто – слишком неудобной была такая одежда. Услышав очередной отказ, папа демонстративно вздыхал и говорил «Тогда носи, что хочешь». Не стоит и говорить, что из-за подобного подхода Эрин завидовала половина живших в районе Девенпорта детей.
Единственное, что Эрин никогда не нравилось в собственной внешности – это корявый толстый шрам на левом запястье, возможно напоминавший морского конька. Шрам был у неё с самого детства, и один из первых осмысленных вопросов, который она задала папе, был как раз о том, откуда у неё взялся этот шрам.
– Ты получила его когда решила сама разжечь плиту, – резко ответил тогда папа. – Потом всё поймёшь.
«Потом всё поймёшь» – означало, что задавать дальнейшие вопросы сейчас задавать бесполезно. Конечно, иногда «потом» означало «через месяц», или же «через неделю», но чаще всего ответы откладывались до недостижимой даты «когда повзрослеешь».
К десяти годам у Эрин скопилась большая толстая тетрадка неотвеченных вопросов.
К моменту когда папа и сам почистил зубы и побрился, Эрин уже вылила на сковородку яйца и готовила яичницу с беконом. Чай папа заварил, когда дочка спала, так что разлить его по чашкам было делом пяти минут.
Главным было не опоздать на поезд. Обычно Киттлеры бы поехали через Парк-Авеню, но на прошлой неделе на пересечении с Альберт-Роуд упала строительная плита. И хотя инспектор очень не любил пользоваться служебным положением, но объезд через Докъярд занял бы слишком долго. Джерард уже прикидывал, как бы побыстрее срезать на машине через парк (лучшим вариантом казалась широкая пешеходная тропа на перекрёстке с Ферри-Роуд мимо колледжа по Милн до пересечения с Портленд-Роуд), когда зазвонил телефон.
Это был старший инспектор Рассел Порсонби. И инспектор Киттлер ему был нужен на службе просто позарез.
– Помнишь этого урода из кафе «Эльвира»? – вместо приветствия, сказал Порсонби. – Его видели у Каменных Казарм пять минут назад. Бросай всё и лети туда.
– Рассел, я с дочерью…
– Слушай, в лицо его видели ты, Джонсон и Вудланд. Джонсон в Мидоус Вэлли, до Вудланда не дозвониться. Портрет, ты сам говорил, на него не похож. Констебли у парома уже изображают пугала, но если ублюдок не испугается подняться на борт – сам понимаешь.
Инспектор Киттлер понимал. Как и то, что поездку к тёте он обещал дочери ещё на день рождения. Тогда тоже пришлось отложить.
