- Это подло, - тихо заметил Элдор.
- Да, это подло, - кивнул Алдан и тяжело вздохнул, бросив мимолётный взгляд на валинкарца.
Лайгон, слушавший этот разговор, подумал, что план Энфиля чем-то напоминает его собственный относительно Валинкара. Выходило, что и сам он ничем не лучше правителя светлых эльфов. Маг чувствовал, что Тёмный знает об этом, догадывается, что какая-то подлость входит в планы Лайгона. Это сбивало с толку. Почему он не пытается остановить его? Зачем вернул боевую магию? Хочет подарить ему последний шанс исправиться, как это сделал Мэггон? Валинкарец сжал кулаки от подступающей злости: ему не нужны подачки эльфа и он не собирается оправдывать надежды Алдана и своего отца. Он одиночка. И основная прелесть этого в том, что одиночество позволяет не чувствовать себя никому и ничем обязанным.
Он посмотрел на Алисию, которая уже снова о чём-то говорила с Алданом. Нет, она не вернулась в прежнее беззаботное состояние. Напряжённость и сокрушённость видел в ней валинкарец. Но ей не нужна была ни его поддержка, ни его нежность. Она ведь не могла не заметить, как дорога стала ему. Лайгон не понимал, почему она так разозлилась на то, что для него было радостью узнать, что её жизнь длинна. По его мнению, это должно было сблизить их, но нет же, ей явно хотелось, чтобы он был готов страдать из-за неё. Ей хотелось, чтобы он привязался к ней настолько, полюбил так сильно, что за жалкие годы с ней был бы готов расплачиваться тысячелетиями одиночества, отравляемыми воспоминаниями о светлом прошлом. А он не был готов и потому не был нужен. Одиночество прекрасно, пока не знаешь другой жизни. Хорошо, что Алисия вовремя остановила его душевный порыв, нельзя было подпускать её ещё ближе к себе. Всё получилось правильно. Чем больше об этом размышлял Лайгон, тем легче ему становилось. Он привык уговаривать себя, запрещать себе и доказывать себе свою правоту. Эта способность защищала его от лишних переживаний. Вот и сейчас он довольно аргументированно заверил себя в том, что его мимолётная нежность - лишь случайный порыв, отголосок недобитых человеческих эмоций. Люди любят страдать. Даже самые светлые чувства у них идут бок о бок со страданиями. Лайгон не должен уподобляться им. Если бы в детстве и юности он был осмотрительнее, если бы умел тогда различать, когда в нём говорило человеческое начало, а когда валинкарское, сейчас бы он не прозябал в этом мире, а жил в Валинкаре и все жители считали бы наследным принцем его, а не Феронда. Но он не был осмотрительным, и Мэггон понял, что он всё-таки наполовину человек, и эта половина его вполне полноправная.
